Былое, нынешнее, грядущее - [18]

На следующий день Бузинка пришла в условленный час, когда закатные лучи озаряли горные вершины розовато-янтарным светом. Явилась она не с пустыми руками, принесла гостинец из родного дома – туесок душистого липового мёда, смешанного с толчёными орехами. Нежно таяло это сладкое лакомство во рту, орешки похрустывали на зубах, а если ещё и со свежим пшеничным калачом и кружкой молока – так и вовсе не было ничего вкуснее на свете.

– Ну что ж, любезная Бузинка, бери Злату в жёны, – сказала матушка Искра. – Приданое за ней получишь хорошее: не зря я с рассвета до заката трудилась и копила добро.

Ласково засияв голубыми глазами, Бузинка взяла девушку за руки и сжала в своих. Однако от неё не укрылась кручина, снедавшая Злату со вчерашнего вечера: хоть и высохли слезинки, но грусть затаилась под ресницами.

– Что с тобой, голубка моя? – спросила она, встревоженно и нежно заглядывая невесте в глаза. – Ты будто не рада... Что тебя печалит?

Злата снова ощутила ком в горле. Он мешал говорить, делал голос глухим и тихим, но она выдавила:

– Ежели я уйду в твой дом, как же матушка и сестрица останутся тут без меня? Сердце моё рвётся на части...

Дыхание сбилось, горло стиснулось, и Злата разрыдалась так сильно и безутешно, что Бузинка растерялась. Она глядела на девушку огорчённо несколько мгновений, а потом прижала её к груди.

– Ну, ну... Милая, не горюй! Не плачь, звёздочка моя ясная, что-нибудь придумаем.

Кое-как уняв рыдания, Злата подала ужин, который старательно приготовила к приходу избранницы. Кусок не лез ей в горло, хоть она и пыталась улыбаться Бузинке. Белокурую кошку эта улыбка сквозь слёзы обмануть не могла, и в светлой лазури её взора светилось тёплое сострадание. После ужина она сказала:

– Вы погодите печалиться. Найдём выход, только дайте мне время. Посоветоваться с родными я должна и с государыней Лесиярой поговорить.

Её слова обнадёжили Злату, а нежное пожатие руки, которое Бузинка позволила себе на прощание уже на правах законной суженой, окутало сердце объятием незримых крыльев. Снова чувства пришли в волнение, поднялись стайкой птичек, заиграли, как пузырьки в воде...

Кошка-воительница вернулась спустя несколько дней. Она сказала, что готова поселиться в горном домике сама, дабы не разлучать будущую супругу с семьёй. С родными она всё обсудила, и те согласились.

– А о чём ты говорила с государыней? – спросила матушка Искра.

– Я оставляю службу, – ответила Бузинка. – Княгиня меня отпускает. Ежели ты согласна взять меня к себе, мастерица Искра, буду работать у тебя. Я ещё не слишком стара, чтобы учиться и осваивать новое дело.

– Ну что ж, коли так, то добро пожаловать. – Матушка Искра крепко и сердечно пожала руку будущей родственницы. – Учиться никогда не поздно.

Липы пышно цвели, наполняя рощу сладко-хмельным, тонким, щемящим духом. Гудели пчёлы, неустанные труженицы, перелетая с цветка на цветок – ни одного не пропускали, чтобы в сотах созрел прославленный мёд Ледяники Бортницы, родительницы Бузинки. Была Ледяника белокура и светлоглаза: очи – и впрямь будто льдинки голубоватые, острые и проницательные. Пока матушка Искра обсуждала с нею будущую свадьбу их дочерей, а Орляна уплетала блины со сметаной, испечённые супругой Ледяники, наречённые бродили по липовой роще вдвоём рука об руку.

– Неудивительно, что медведи к вам захаживают, – сказала Злата со смехом. – Медок-то сладкий им уж больно люб!

– Так и есть, – улыбнулась в ответ Бузинка. – Сестрицы мои и матушка Ледяника по очереди обходы делают, борти от зверей стерегут. Пусть косолапые диким, лесным мёдом лакомятся, а наш – не для них.

От густого запаха липового цвета у Златы кружилась голова, а когда Бузинка сжимала её руку, сердцу становилось тесно в груди. Лицо избранницы приблизилось, и девушка зачарованно растворилась в светлой нежности её глаз; миг – и губы Златы утонули в первом в её жизни поцелуе, сладком, как липовый мёд, и тёплом, как непоседливый солнечный зайчик.

*   *   *

Свадьба состоялась осенью, после сбора урожая. Лето Бузинка провела в доме Искры, трудясь вместе с нею в мастерской. Свои белокурые волосы она принесла в жертву Огуни; были они короткими, и на темени осталась совсем небольшая прядка, но с помощью воды из Тиши и отвара яснень-травы косица до пояса вырастала всего за год. Искра сама очистила голову своей новой ученицы – сперва ножом, потом огнём. После вступления в лоно Огуни Бузинка принялась постигать мастерство златокузнеца. Ученицей она оказалась довольно толковой, руки росли у неё из нужного места. Помогала она и в домашнем хозяйстве. Искра не жалела, что взяла её в дом. Её чувства к Злате крепли день ото дня, дочь тоже влюблялась в суженую всё сильнее, и на свадьбе они не размыкали рук, не сводили друг с друга нежного взора.

Между делами Искру по-прежнему занимал вопрос: что за неведомый добродетель ухаживал за яблоней? А уж вернее будет сказать – добродетельница. Конечно, это могла быть только белогорская дева: однажды Искра подобрала под деревом вышитый платочек. Поднеся его к ноздрям, мастерица уловила тонкий, тёплый и светлый, щемяще-нежный дух луговых цветов и молока с мёдом... Так не пахли кошки, то был девичий запах. Не раз пыталась Искра подкараулить таинственную незнакомку, но тщетно: круглыми сутками ждать около яблони она не могла, работы в мастерской и по хозяйству всегда хватало, а разве так кого-нибудь выследишь? Ей оставалось только время от времени находить следы изящных ножек, порой остававшиеся на земле под деревом, да подмечать, как растут и хорошеют посаженные вокруг яблони цветы. Даже в самый жаркий день земля под ними была влажной: кто-то их старательно и заботливо поливал, рыхлил почву и удалял сорняки.