Былины. Исторические песни. Баллады - [175]

И ушел он, старец Игрениша,

А Игренишша-Кологренишша,

Во убогия он свои во кели[й]ки.

А поутру раненько-ранешонько

Не изробели ребята десятильниковы,

Промежу обедни, заутрени

Пришли оне, ребята десятильниковы,

Ходят оне по манастырю,

А и спрашивают старца Игрениша,

Игрениша-Кологрениша.

А увидел сам старец Игрениша,

Он тем-та ребятам поклоняется,

А слово сказал им ласковое:

«Вы-та, ребята разумныя,

Пойдем-ка ко мне, в келью идите».

Всем россказал им подробна всё:

«А четверть пройдет – другой приди».

А всем россказал, по часам россказал.

Монастырски часы были верныя,

А которой побыстрея их, ребят,

Наперед пошел ко тому старцу ко Игренишу.

Первому дал он пухов калпак:

А брал булаву в полтретья пуда,

Бил молодца по буйной голове -

«Вот молодцу пухов колпак,

Век носить, да не износить,

Поминать старца Игрениша».

И по тем часам монастырскием

А и четверть прошла – другой пришел.

А втапоры старец Игренища

Другому дает кофтан комчатной:

Взял он плетку шелковую,

Разболок ево, детину, донага,

Полтараста ударов ему в спину влепил.

А и тех-та часов монастырскиех

Верно-та их четверть прошла -

И третий молодец во монастырь пошел

Ко тому старцу ко Игренишу,

Допрошался старца Игрениша.

И завидел ево старец Игрениша,

Игрениша-Кологрениша,

А скоро удобрил и в келью взял,

Берет он полена березовое,

Дает ему сапожки зелен сафьян:

А и ногу перешиб и другую подломил.

«А вот вы, ребята десятильниковы,

Всех я вас, ребят, пожаловал:

Первому дал пухов колпак,

А и тот ведь за кельей валяится;

А другому наделил я комчат кафтан,

А и тот не ушел из монастыря;

А последнему – сапожки зелен сафьян,

А и век ему носить да не износить».

Чурилья Игуменья

Да много было в Киеве божьих церквей,

А больше того почес[т]ных монастырей;

А и не было чуднея Благовещения Христова.

А у всякай церкви по два попа,

Кабы по два попа, по два дьякона

И по малому певчему по дьячку;

А у нашева Христова Благовещенья чес[т]нова,

А был у нас-де Иван-пономарь,

А гораз[д]-де Иванушка он к заутрени звонить.

Как бы русая лиса голову клонила,

Пошла-та Чурилья к заутрени;

Будто галицы летят – за ней старицы идут,

По правую руку идут сорок девиц,

Да по левую руку – друга сорок,

Позади ее девиц и сметы нет.

Девицы становилися по крылосам,

Честна Чурилья в олтарь пошла.

Запевали тут девицы четью петь,

Запевали тут девицы стихи верхния,

А поют оне на крылосах, мешаются,

Не по-старому поют, усмехаются.

Проговорит Чурилья-игуменья:

«А и Федор-дьяк, девей староста!

А скоро походи ты по крылосам,

Ты спроси, что поют девицы, мешаются,

А мешаются девицы, усмехаются».

А и Федор-дьяк стал их спрашивать:

«А и старицы-черницы, души красныя девицы!

А что вы поете, сами мешаетесь,

Промежу собой, девицы, усмехаетесь?»

Ответ держут черницы, души красныя девицы:

«А и Федор-дьяк, девей староста!

А сором сказать, грех утаить,

А и то поем, девицы, мешаемся,

Промежу собой, девицы, усмехаемся:

У нас нету дьяка-запевальщика,

А и молоды Стафиды Давыдовны,

А Иванушки-понамаря зде же нет».

А сказал он, девей староста,

А сказал Чурилье-игуменье:

«То девицы поют, мешаются,

Промежу собой девицы усмехаются:

Нет у них дьяка-запевальщика,

Стафиды Давыдьевны, понамаря Иванушки».

И сказала Чурилья-игуменья:

«А ты Федор-дьяк, девей староста!

А скоро ты побеги по манастырю,

Скоро обойди триста келей,

Поищи ты Стафиды Давыдьевны.

Али Стафиды ей мало можется,

Али стоит она перед Богом молится?»

А Федор-дьяк заскакал, забежал,

А скоро побежал по манастырю,

А скоро обходил триста келей,

Дошел до Стафидины келейки -

Под окошечком огонек горит,

Огонек горит, караул стоит.

А Федор-дьяк караул скрал,

Караулы скрал, он в келью зашел,

Он двери отворил и в келью зашел:

«А и гой еси ты, Стафида Давыдьевна,

А и царская ты богомольщица,

А и ты же княженецка племянница!

Не твое-то дело тонцы водить,

А твое бо дело Богу молитися,

К заутрени идти!»

Бросалася Стафида Давыдьевна,

Наливала стакан винца-водки добрыя,

И другой – медку сладкова,

И пали ему, старосте, во резвы ноги:

«Выпей стакан зелена вина,

Другой – меду сладкова

И скажи Чурилье-игуменье,

Что мало Стафиде можется,

Едва душа в теле полуднует».

А и тот-та Федор, девей староста,

Он скоро пошел ко заутрени

И сказал Чурилье-игуменье,

Что той-де старицы, Стафиды Давыдьевны,

Мало можется, едва ее душа полуднует.

А и та-та Чурилья-игуменья,

Отпевши заутрени,

Скоро поезжала по манастырю,

Испроехала триста келей

И доехала ко Стафиды кельицы,

И взяла с собою питья добрыя,

И стала ее лечить-поить.

Петух и лисица

Как сидел петушейло, духовное дитя,

Во березоньке.

Как пришла тут лисица ко березоньке,

Стала она петуха есть оманывати,

Ай, оманывати да подговаривати:

«Ай же, петушейло, е духовное дитя,

Опустись теперь на землю!»

Стал петушок опущатися,

С ивинки на ивинку да перепурхивать,

А с пруточка на пруточек перескакивати.

Поймала лисица петуха в когти,

Стала держать его плотно.

Как спроговорит петушейло, духовное дитяте:

«Ай, спусти петуха, меня, духовная мати!

Будешь ты в Даниловом монастыре просвиров печи».

Тут у лисицы отслабли нёгти, отпустила она петуха.

Тут-то пошла лисица ко боярину на двор,

Думала себе она куру изловить.

Тут-то петух запел-зарычал,

Тут-то лисица перепала есть.

Побежали на улицу девки с кокотами,

Бабы с помялами.