Был ли причастен К Радек к гибели К Либкнехта и Р Люксембург - [64]

Вайсман после моих настойчивых требований новых конкретных фактов соизволил показать мне фотографии. Но несмотря на мои настойчивые предложения он их так и не размножил. На нескольких фотографиях позже были обнаружены свидетельства того, что они были сфальсифицированы. И все-таки их демонстрировали общественности. Их выдавали то за спартаковские, то за польские, то за французские жертвы.

Во время расследования Вайсман утверждал, что для восстания было выделено около 100000 марок- вероятно, из русских источников. Но как-то впоследствии было установлено, что точно такая же сумма была отправлена в Баден (кажется, Карлсруэ или Манхайм), и там же выяснили, кто отправлял деньги - государственный комиссариат общественной безопасности. Речь шла об одной газетной заметке. То, что в государственном комиссариате деньги находились почти без присмотра, доказывает еще и тот факт, что когда в Силезии состоялось голосование, любой немец из рейха, который появлялся в зоне голосования, мог рассчитывать на крупную сумму денег, как например, независимая делегатка Агнес. Когда она появилась в зоне голосования и за какой-то надобностью обратилась в находившийся там немецкий участок, ей без лишних расспросов выдали на руки 4000 марок, и на ее удивленный вопрос, за что, ответили - "на издержки".

24. Однажды я как член комитета по расследованию был вместе с Вайсманом в прусском министерстве внутренних дел. Мы разговаривали с советником министерства Реденбеком, и речь зашла о шпиках и провокаторах. Вайсман заверил, что его ведомство их услугами не пользуется, на что Реденбек, по-приятельски улыбаясь, возразил, что уж ему-то не надо рассказывать сказки - "само собой разумеется, вы работаете со шпиками".

Кстати, еще одно замечание Реденбека: Нельзя рассчитывать на то, что государственное управление будет приведено в порядок прежде, чем будет восстановлена политическая однородность чиновничества.

25. Господин де Фонтенель, в свое время секретарь парижской Академии наук, в своей вышедшей в 1720 г. биографии Лейбница о предисловии Лейбница к его же появившейся в 1693 г. книге "Свод законов", I часть:

"Он (Лейбниц) хорошо знает, что высшие намерения по большей части остаются от нас сокрытыми и что то, что является причиной общественных событий и что приводит массы в движение, чаще всего бывает суммой неведомых, хотя и сильных побуждений, которые даже и не осознаются теми, кто приведен ими в действие. Иногда эти побудительные мотивы до такой степени неприличны по сравнению с теми последствиями, которые они вызвали, что в тех случаях, когда они становились известны, они могли выставить в дурном свете даже самые великие события".

Из статьи "Лейбниц". Анекдоты из воскресного приложения к "Nationalzeitung", No 409 от 5 сентября 1943 года.

26. В первой половине 1919г. в Моабите состоялся показательный процесс по делу участников Союза красных фронтовиков. Перед началом процесса Вайсман рассказал мне, что прошлой ночью члены Союза красных фронтовиков устроили нападение на тюрьму Целле, чтобы силой освободить Ледебура, который тогда находился под следствием. Я [в ответ] улыбнулся. На самом деле нападение было вымышленным.

27. Во время процесса над членами Союза красных фронтовиков я был по делу в женском отделении следственной тюрьмы Моабит. Когда я разговаривал с начальницей следственной тюрьмы, появился служащий суда с огромной связкой бумаг подмышкой и сообщил ей в моем присутствии, что эти акты прислал Вайсман и что их следует тотчас же сжечь в печке. Начальница, слегка смутившись, вероятно, из-за того, что я стоял тут же, удалилась вместе с ним для исполнения поручения. Я должен еще заметить, что во время частых тогда процессов и у Вайсмана и у подчиненных ему политических прокуроров в комнате постоянно работали стенографистки, которые не были в штате и за которыми внимательно следили, так как они после всей процедуры приема на работу оказывались применительно к каждому конкретному случаю из совершенно иного общественного слоя, более привилегированного.

28. Позже я получил достоверное доказательство того, что наряду с официальными актами велись еще и неофициальные, тайные.

Прусский депутат ландтага и в то же время член фракции независимых Раппольд принес мне такой неофициальный рукописный протокол, заполненный рукой тогдашнего директора земельного суда Онезорге, вынесшего судебное определение сверх официального акта в совершенно конкретном случае, касавшемся дивизиона кавалерийской охраны. Аутентичность документа была несомненна - да кроме того у меня были образцы почерка Онезорге. Документ я вернул Раппольду, взяв с него обещание, что он мне его вернет - но обещания своего он не выполнил.

29. Году в 1926-м я защищал в имперском суде по уголовному делу одного человека, которого звали, если я не очень сильно ошибаюсь, Циммерман. По всей вероятности, имя это было вообще военным псевдонимом. Этот человек был родом откуда-то из-под Бреслау. Процесс закончился тем, что его осудили на один год тюрьмы. В документах дела я нашел бумагу из отдела министерства иностранных дел, занимавшегося русскими делами, в которой утверждалось, что обвиняемый во время оборонительных боев немецких частей, стоявших в России, против большевиков зимой 1918/19 г. был связным между штабом немецкой армии и большевиками. Обе армии хотели договориться, каким образом немецкие части будут освобождать занятые ими территории, "чтобы Вильно не попало в руки поляков". Таким образом, врагом уже тогда была Польша, а другом, с которым велись потешные бои - Россия.