Буржуйка - [22]

— Говори, сучоныш. Маму убили?

Гоча молча кивнул. Кажется, грозу пронесло. В это время из прихожей раздался неясный шорох.

— Агнесса! — Махач мотнул подбородком в сторону двери. Антон, выватив пистолет, кинулся к выходу. Вика и Гоча последовали за ним. Агнессы не было.

— Ушла! Совсем голая, да? — Махач был обескуражен. Шмотки этой безумной твари, проигранные ему полчаса назад в очко, валялись неопрятной кучкой на полу возле кресла. Револьвер, правда, он успел заныкать до прихода гостей. Но это был его маленький секрет, столь же невинный, как способ открывания пластиковых наручников с помощью канцелярской булавки.

— Лошади! — сообразила Вика, выбегая во двор. Однако и белая кобыла, и гнедой жеребец смирно стояли у крыльца на привязи.

— Глядите! Вот ведьма! — Гоча первый заметил голую Агнессу, удаляющуюся галопом по тропинке между величественных сосен верхом на сивом животастом мерине. На плечах её реяла, подобно рыцарской мантии, пурпурная штора, сорванная в прихожей. Красков прицелился из «Макарова» с двух рук — но, ругнувшись себе под нос, так и не нажал на спуск. Поздно, Клава, пить «Боржоми», когда печень отвалилась.

— Ушла, билять! — выругался Гоча.

— Реально ушла, — кивнул Красков.

— Аэропорт Гавайи посадку разрешает. Ваша первая полоса, — раздалось на корявом английском в наушниках пилота Николая Бабова. Он отхлебнул из фляжки и выпустил шасси.

— Просьба пристегнуть ремни, — раздалось из динамиков в салоне, — Температура за бортом плюс тридцать один градус Цельсия… Кокосы отрываются. Экипаж желает вам всего лучшего на территории Соединённых Штатов Америки. Искренне надеемся, что скоро мы вас всех, блядей, ябанём ядрёной бомбой, а тех, кто выплывет, сожрут акулы и барракуды!

Последняя фраза была вовремя отключена на пульте бдительной стюардессой Снежаной, так что пассажиры даже не догадались, что первый пилот Бабов уже неделю, как пьян в говно.

Маша Чубак, перекинув через плечо увесистую сумку с долларами и ценными бумагами, сбежала по трапу на бетонную полосу. В воздухе пахло чем-то по-южному невыразимым. Следом за Марией бодро прокосолапил к выходу Никифор Черных с двумя чемоданами. Навстречу им из полицейского «крайслера» вышел толстый человек в форме шерифа с лицом аборигена.

— Хеллоу! Ай эм зэ шериф. Тшерных энд Тшубак? — прочёл он по бумажке.

— Йес, сэр! — Маша улыбнулась одной из лучших своих улыбок.

— О — кей! Алоха оэ! В машину, плиз.

Дорога вилась серпантином вокруг поросших яркозелёными джунглями холмов. Наконец затормозили у массивных ворот. Забор был обтянут поверху четырьмя аккуратными рядами колючей проволоки на фарфоровых изоляторах. Шериф назвал охраннику пароль, и «Крайслер» был пропущен внутрь.

— Приехали. Выходим, плиз, — жирный шериф услужливо распахнул дверцу. Плохое предчувствие с самого прилёта томило Никифора. Но когда его попытались принять под локти двое коричневых аборигенов в синей форме, предчувствие оформилось в понимание.

— You! Fucking niggers! — вывернувшись из неумелого захвата двоих мелкотравчатых полицаев, Никифор ударил их головами друг об друга и отшвырнул в кусты цветущей азалии. Толстый шериф прыгнул было ему на спину, но Ник, вспомнив уроки самбо из боевой юности, перевалил атакующего через спину и по привычке добил ударом каблука в рёбра. Под ботинком что-то омерзительно хрустнуло.

— Машка, линяем! — схватив её за руку, он ломанулся в заросли, но не тут-то было.

— Стой! Деньги, блять! — Маша Чубак, с неожиданной силой вырвавшись из рук Никифора, сунулась в салон «крайслера». Деловито перекинула за спину свою сумку и, выдернув с заднего сиденья оба чемодана Черныха, кинула их ему под ноги. Ник обречённо нагнулся за своей ношей. В пояснице что-то предательски хрустнуло и оторвалось.

— Вы окружены. Мордой в землю! — скомандовал на пиджин-инглише вынырнувший из-за кустов офицер охраны, держа их на мушке «кольта». — Вы имеете право хранить молчание, и всё такое, что там у нас по конституции. Сержант, этих в четвёртый барак.

— Но русские у нас все в пятом, сэр!

— А этих — в четвёртый, к колумбийцам! — мстительно ухмыльнулся начальник охраны лагеря.

ГЛАВА 14

Как в толпе его найдём,

Твоего дружка?

Шляпа странника на нём,

А в руках клюка.

Он угас и умер, леди,

Он могилой взят.

В головах — бугор зелёный,

Камень — возле пят.

Шекспир. Песня Офелии.

«… Подполковник Вася Петин

Всех замочит в туалете…».

— чёрт, опять, наверняка, этот Платон Левин! Василий Васильевич отбросил распечатку. Вот ведь — лидер нации уже дошёл до того, что начал различать клевретов по слогу. Дурь какая-то, Интернет, одно слово, — а глядишь, настроение с утра изгажено. Тимки Медунова подпевалы. Выдвинул на свою жопу преемничка. Сам выдвинул — сам задвину. Тоже, гарант, едрить-мудрить. В наше с Ромой Солнцевым время в Питере таких гарантов…

— Василь Василич, подано! — перебил его мысли верный Хаджимурат Удоев, обряженный по случаю предстоящей встречи в ливрейный камзол и чёрные шёлковые чулки. На бархатной алой подушечке сверкнул мелкими бриллиантами в луче восходящего над морем солнца из восточного плафона дворца Брабанте орден Мальтийского креста. Петин подставил шею под золотую цепь. Удоев нежно поправил на августейшей плеши круглую вышитую шапочку. Ритуал помогает, когда отлучается смысл. Надо же — кто бы сказал октябрёнку Васе Петину, что он через каких-то пятьдесят лет будет заседать в Мировом правительстве!