Буря в Колорадо - [6]

Он прикинул, что находится примерно в десяти милях от Каньон Спрингс. Но не ехать же туда одетым, вернее, раздетым, как сейчас. Он приедет на ранчо, прикончит Джеффа и… Черт! А что же делать с ней?

Он презрительно взглянул в сторону домика. Конечно, она не поедет с ним. Лошадь-то одна. И кроме того, не может же она путешествовать голой? Он наготовит дров, растопит печку, чтобы она не мерзла. Ей будет удобно. И он уедет.

Скорее всего, ей не понравится, что он собирается оставить ее в лачуге одну. Она, наверное, закатит истерику. Ну, ничего, он все объяснит, и она успокоится. Единственная загвоздка в том, что до ранчо нужно добираться целый день. А ей придется сидеть и ждать помощи целые сутки.

Ник нахмурился, но подумав, просветлел. Он не будет отсутствовать сутки. Лошадь хорошенько отдохнула, если он будет скакать без остановок, то утром отправит кого-нибудь на выручку девчонки. Ее доставят к Молли. И через несколько дней он забудет всю эту чепуху, словно дурной сон. С такими мыслями он вернулся в лачугу.

Он вошел в комнатенку, неся в охапке дрова. С кровати доносились приглушенные ругательства, прерываемые рыданиями. Ник удивленно остановился. Девчонка сидела, завернувшись в одеяло и выдирала из перины пучки перьев. Глаза у нее были злыми, покрасневшими от слез.

– Что с тобой? – спросил он.

– Я думала, что ты меня бросил, – сказала она хриплым шепотом.

– Как я мог сделать такое, не предупредив тебя. Никуда я не денусь! Сейчас разожгу огонь, ты согреешься. – Он сложил в печь дрова, встал на колени перед топкой и высек искру кремнем, который нашел на столе. Терпеливо подождал, пока разгорится пламя. За его спиной раздался скрип. Девчонка притащила расшатанный стул, поставила рядом с печкой, осторожно уселась на краешек и уставилась на Ника своими зелеными глазищами. Лицо ее было маленьким, бледным и жалким.

Наблюдая за ней, Ник покачал головой и подумал:

«Она, конечно же, сейчас начнет кричать, шуметь так, что стены затрещат, если я скажу ей, как решил. Это уж точно. Ну да ладно, надо скорее с этим покончить».

Он встал, глубоко вздохнул и сказал:

– Мы не можем оставаться здесь без еды и одежды. Нам необходимо выбираться. Я нашел свою лошадь. Поэтому решил, что оставлю тебя здесь, а сам поеду на ранчо. Я разжег огонь, дров тебе хватит надолго, нужно будет только подбрасывать их в печь. Все будет хорошо. Я доберусь ночью, а утром пошлю за тобой кого-нибудь, – он закончил речь на одном дыхании и последние слова прозвучали тихо и хрипло.

Девчонка вскочила со стула и подлетела к нему. Ник застыл удивленный. Ее обнаженные руки отчаянно вцепились в его плечи. Край одеяла сполз на пол, еще больше обнажая спину. Ник судорожно сглотнул.

– Пожалуйста, не оставляй меня одну в этом ужасном месте. Ты должен взять меня с собой, – зарыдала она.

Оглушенный, парень замер и уставился на девчонку. Ее изогнутые брови походили на крылья ласточки, темные ресницы слиплись от слез. Глаза стали темно-изумрудными, как ручей, в котором отражается молодая весенняя зелень. Она умоляюще смотрела на него. Ему казалось, что она заворожила его. Он тонул в глубине ее зеленых глаз. Ник вдохнул глубоко, как бывает, когда вода смыкается над головой утопающего в последний раз.

По лицу Саманты текли слезы, она ладонью вытирала их, размазывая грязь. Он наклонился, дрожащим пальцем нежно и бережно стер грязное пятно с ее щеки.

«Черт, я и не думал, что она примется плакать».

Кожа на ее лице оказалась шелковистой, гладкой. Маленький прямой нос громко сопел и хлюпал. Губы вспухли от слез, были полными и алыми, словно спелое яблоко. Ему вдруг захотелось попробовать их на вкус.

– Я не могу взять с собой тебя, – ворчливо проговорил Ник и не узнал своего голоса. Он срывался, словно у подростка. – У меня нет седла, и не можешь же ты ехать в таком виде.

Он пытался успокоить ее, убедить, чтобы она осталась, подумал, как ему придется держать ее перед собой в охапке – практически без ничего, нагую. Он сразу почувствовал в коленях дрожь. А она рыдала, прижавшись к его груди.

Он поднял руку, чтобы погладить ее по голове, успокоить, словно ребенка… Но она уже далеко не ребенок. Это взрослая женщина, совершенно оформившаяся и красивая. Он отдернул руку, неловким движением вытащив из прически черепаховую шпильку. Перед ним мелькнуло видение, как на кровати он выдернул нечаянно шпильку из ее волос. Шпилька заскользила вниз по ее тугой розовой груди. Его пронзило, словно ударом молнии. Ему и так уже было невмоготу от прикосновения ее горячего живота. Черт возьми, не хватало еще, чтобы она командовала им. Нечего ей попусту лить слезы. Он не может взять ее и – точка.

Ник стиснул зубы, стараясь сохранить контроль над своим разгоряченным телом. Он отдернул руку от ее головы и зацепил гребень. Гребень упал на пол. Ее волосы рассыпались, заструились по лицу, тяжелая шелковистая прядь заскользила по его руке, словно лаская, неясно поглаживая ее. Волосы, сверкающим каскадом, упали на ее плечи, спину.

О, Господи, не хватает еще Нику торговаться с ней. Она обхватила его за шею, пальцы были горячие, вздрагивали. Нику показалось, что от их прикосновения все его тело пронизывает горячий призывный огонь.