Бурлаки - [32]
— Ты орудуй. Твое оно дело, — говорил старшина. — Мне бы, кажись, на покой пора, старичку. Грехи замаливать.
В кубрике вместо нар поставлены койки, на полу толстая клеенка.
— Как господа будут жить матросики, — нахваливал Сорокин. — Только кока надо бы, кока. Эх бы эту девку — Катьку Панину! Все веселее, когда женский пол.
— Ты о ней и думать перестань. Замужем она за Кондряковым.
— За арестантом?! Нашла муженька, прости господи…
Вскорости нашелся и кок — татарин Зариф. До войны работал в трактире. Сорокин его с первого же дня окрестил Захаром:
— Захар — имя христианское. Так и в книгу записал.
Кроме кока, приняли еще двоих матросов, присланных из города с особой бумагой. Здоровые ребята, молодые. Фамилия одного Балдин, а другого — Сергеев.
— Как вы на войну не угодили? — спросил Заплатный.
— Мы на таком учете состоим, — ответил Балдин, — что на войне и без нас обойдутся. И приказ в последние дни вышел: людей с казенных судов на войну не брать.
— Опоздали они со своим приказом, — пробурчал Заплатный.
— А это без нас знают, когда какие приказы выпускать, — огрызнулся Сергеев.
Приехала комиссия. На форменных кителях инженеров по случаю военного времени сверкали серебряные погоны. После их отъезда мы ждали какую-нибудь «горчицу», а за нами пришел мощный буксирный пароход, который без остановки отбуксировал нашу карчеподъемницу до устья Южной Кельтмы. Дальше по Кельтме поднял нас в верховья маленький, но сильный верхнекамский пароходик.
Сорокин поздравил нас с благополучным прибытием, пригласил к себе в каюту, выставил целую корзину пива, закуску и между делом объяснил предстоящую работу:
— Дело наше важное. Мы Кельтму должны очистить, чтобы дать прохождение судам на Северо-Екатерининский канал. Канал уже поправляют… Дела, видите, сколько? Посмотрите-ка сюда…
Вся река была забита карчами. Болотистые берега не держали столетних деревьев. Они падали, перегораживая русло. Сплошь и рядом Южная Кельтма протекала под зеленым шатром, так как ели и пихты сходились над нею своими вершинами.
— Матросов-то всего четверо. Как работать будем? — спросил Заплатный.
— Как! Конечно, ни в жизнь нам, православным матросикам, не осилить такую трущобу.
— Кто же работать будет? — продолжал спрашивать Заплатный.
— Враги царя и отечества. Пленные будут работать.
Андрей Заплатный возмутился и резко заявил Сорокину:
— Ты, старая борода, зачем раньше не сказал? Уйду с твоего судна при первой возможности.
— А к чему сказывать? То да се. А теперь — стоп! Приехали, ну и все в порядке. А сбежать тебе, старший матрос, некуда. Закончим работу, сплывем на Каму, тогда и скатертью дорога. Держать не буду.
— Здорово подкузьмил старый черт, — возмущался Андрей, когда мы пришли в свою каюту. — Знал бы, ни за что не пошел на такое дело.
— На какое дело? — спросил я.
— Понимаешь, какое? Мы с тобой вроде как надзиратели будем. Увидишь, револьверы выдадут пугать бедных людей.
В разговор вмешался Балдин:
— Не беспокойся, бурлак. Матросу револьвер никто не доверит.
— Ты кто? Не матрос разве? — насторожился Заплатный.
— Никогда в матросах не бывал. Мы охрана.
Балдин встал с койки, на которую прилег было после угощения в каюте старшины. У него на поясе болталась кобура с зеленым шнуром от револьвера.
Пленных мы дождались в конце августа. Их привезли за пароходиком на шитике и перегрузили на карчеподъемницу.
Пленные австрийцы — было их десять человек — сидели на палубе и не знали, что делать. Старшина Сорокин ходил около, смешно растопырив руки. На пояске у него болтался револьвер «бульдог».
Балдин стал делать перекличку. Он спрашивал по-русски, а Сергеев переводил.
— Иоахим Кишка? — спрашивал Балдин.
— Кишка! Иоахим! — возмущался Сорокин. — Сашка! — приказал он мне. — Неси книгу из каюты. Будем всех по-православному записывать.
Я принес книгу и вооружился карандашом.
— Пиши, Ховрин: Еким Кошкин.
— Жан Фрик? — спрашивал Балдин.
— Фря! Ведь он не баба, какая же он фря, если саженная остолопина. Записывай, Ховрин: Иван…
После переклички Василий Федорович вышел с речью перед пленными. Начал он ласково:
— Значит, вы, как наши пленные, должны будете потрудиться, спаси вас Христос. — Спохватившись, заговорил строже: — Недаром вас хлебом кормить! Русский хлеб дорогой… — И визгливо закричал: — Я покажу вам кузькину мать!.. Согрешишь с вами, прости господи. Кто если придумает бежать, видишь — оружия. Стрельну в мягкое место, у вашего Вильгельма не спрошуся.
Утром пленных выгнали очищать бечевник. Работали они хорошо. Даже Сорокин похвалил.
— Молодцы, хотя и пленные. Сегодня, — приказал он Заплатному, — выдать всем рукавицы и сапоги. Посмотри ты, на версту берег выпластали!
Во время обеда пленные выточили топоры, заправили пилы и до вечера сделали в два раза больше, чем с утра до обеда.
После вечернего чая старшина пожаловал в кубрик и разговорился:
— Не пойму я, господа пленные. Вы, кажись, люди, а почему против России на войну пошли? Наши солдатики, оно понятно, они воюют за веру, за царя-батюшку. А вы? Какая у вас, у басурман, вера? — Сорокин уставился на одного из австрийцев. Тот встал. — Ты, например, зачем пошел на веру православную?
Подробная и вместе с тем увлекательная книга посвящена знаменитому кардиналу Ришелье, религиозному и политическому деятелю, фактическому главе Франции в период правления короля Людовика XIII. Наделенный железной волей и холодным острым умом, Ришелье сначала завоевал доверие королевы-матери Марии Медичи, затем в 1622 году стал кардиналом, а к 1624 году — первым министром короля Людовика XIII. Все свои усилия он направил на воспитание единой французской нации и на стяжание власти и богатства для себя самого. Энтони Леви — ведущий специалист в области французской литературы и культуры и редактор авторитетного двухтомного издания «Guide to French Literature», а также множества научных книг и статей.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.