Бурлаки - [30]
Для «Стрелы» с завода Каменских привезли новый гребной винт. Заплатный приготовился поставить его на место.
«Стрелу» ввели в шалман карчеподъемницы. Талями отодрали корму парохода от воды. Обнажился искалеченный винт.
Заплатный на маленькой лодке подобрался под корму с инструментами и новым винтом. Он благополучно снял остатки старого винта, надел на вал новый, и вдруг цели, поддерживающие пароход, «стравили». Заплатный исчез под водой. Люди на берегу замерли. С карчеподъемницы полетели спасательные подушки. Народ волновался.
— Что такое? Машиниста раздавило?
— Спасать надо! Кто пловец?..
После секунды оцепенения поднялась суета. Двое смельчаков бросились ниже карчеподъемницы в воду. Матросы хватались за багры… Неожиданно в самом шалмане всплыла перевернутая лодка, а рядом с ней Заплатный.
Бросили ему конец и вытащили на палубу.
— Где это видано? — возмущались зимогоры. — Надо на заводе такую поправку делать, а не в затоне. Чуть не погиб человек.
— Перегонять-то «Стрелу» в город денег стоит, а бурлацкая жизнь не стоит ни гроша…
Андрей отогрелся в машинном отделении. Снова подняли корму парохода, и машинист спокойно закончил свою работу.
— Ну и дядя! — судачили в народе. — Другой ни за что бы не полез во второй раз к черту на рога.
После ремонта «Стрела» развела пары, и нас заставили выводить из затона суда и передавать их буксирным пароходам.
Заплатный ворчал:
— Черт меня дернул поступить сюда. Мы здесь вроде и не бурлаки вовсе, а перевозчики какие-то.
Потом нас вызвали в город.
Перед рейсом пришли проститься с нами Кондряков и Катя Панина. Кондряков тоже на днях уезжал из затона под начальство Калмыкова, начальника постов. Вместе с ним уезжала и Катя Панина. Когда они ушли с парохода, я спросил Заплатного:
— Что она? Поваром у Кондрякова или кем?
— Нет, парень. Такая жить поваром у Кондрякова не будет. Поженились они. Разве не слыхал?
— Не-ет! А когда венчались? Где?
— Вокруг мастерских венчались. Вот где… Толковый ты, Сашка, а, должно быть, молод — ничего не понимаешь…
«Стрелу» поставили на мелкую работу. Мы развозили по пристаням и перекатам начальников, возили на дачи разных барынь.
Как-то в начале июня доставляли на казенные суда пакеты со строгими приказами: привести в блистательный вид водолазные краны, все карчеподъемницы по случаю проезда по Каме на пароходах «Межень» и «Стрежень» царских дочерей.
Когда мы подходили к суденышку, Афанасий Ефимович сдавал под расписку пакет, а из машинного отделения высовывалась испачканная в мазуте физиономия Заплатного.
— Водохлеб! — обращался он к старшине или багермейстеру, получившему пакет. — Может быть, из-за тебя царские девки по Каме едут? Большая честь, что они проплывут мимо твоего корыта.
— Что корыто, так ты брось! У меня монитор справный. У тебя пароход — это, брат, не пароход и не лодка, а так — середка на половинке, — глумился старшина, задевая самую больную струнку Андрея Заплатного.
При встрече с другим судном Андрей кричал:
— Водолив! Бороду надо отрастить, чтобы на Гришку Распутина походить.
Водолив смущенно разглаживал свою большую рыжую бороду, а Заплатный хохотал.
На перекате ниже города Оханска на одной из карчеподъемниц принял пакет сам старшина. Распечатал его, прочитал вслух приказ и, к удовольствию Заплатного, заявил:
— Ничего красить не буду. Подумаешь, едет какая-то шкура, а я изворачивайся. Скажи начальнику, что, когда поедут царские лахудры, я заместо флага портянку повешу…
Через неделю с нами поехал техник, чтобы проверить, как выполняется приказ.
Около города не только суда, но и бакены были выкрашены яркой, свежей краской.
На излучинах реки появились новешенькие перевальные столбы. Но чем дальше от города, тем хуже.
Карчеподъемницу со строптивым старшиной мы нашли с трудом. Затянулась она за остров в воложку и замаскировалась кустарником. Команда шлялась где-то на берегу, а старшина удил рыбу.
Техник ругался на чем свет стоит, а старшина отвечал спокойно:
— Воля ваша, а красить и смолить судно я не буду. В прошлом году сам просил, чтобы выкрасили, однако мне отказали. Всю навигацию ходили некрашеные. А сейчас с чего это?
— Дурак! Их императорские высочества великие княжны едут. Ты не шути!
— А мне хоть кто. Хоть сам дьявол, хоть государь император…
На следующем плесе мы встретились с Кондряковым. Он служил здесь постовым старшиной. Я рассказал ему о случае с карчеподъемницей.
— Ага! Там старшиной Данилович. Немного сглупил старина.
— Что с ним будет, Михайло Егорович?
— Уволят, а может быть, и засудят за крамольные разговоры.
— Что это, Михайло Егорович? Какие разговоры?
— Не может рабочий человек так жить, как жил до сих пор. И камни заговорили. А ты знаешь, что везде пошли забастовки? В Петербурге настоящая война…
Наш рулевой перепугался даже:
— Тише ты, Кондряков. Услышит техник, так в другой раз и говорить-то не захочется. Лучше помолчи.
— Молчали, знаешь ли, триста лет. Нынче говорить будем! — заявил Михаил Егорович.
Ниже на перекате опять неожиданная встреча. На берегу с пестрой рейкой стоял Вахромей Пепеляев.
— Ты откуда? Как сюда попал? — спросил я Пепеляева.
— Я здесь наблюдатель водомерного поста. Уже второй день. Наше вам почтение, господа зимогорики!
Подробная и вместе с тем увлекательная книга посвящена знаменитому кардиналу Ришелье, религиозному и политическому деятелю, фактическому главе Франции в период правления короля Людовика XIII. Наделенный железной волей и холодным острым умом, Ришелье сначала завоевал доверие королевы-матери Марии Медичи, затем в 1622 году стал кардиналом, а к 1624 году — первым министром короля Людовика XIII. Все свои усилия он направил на воспитание единой французской нации и на стяжание власти и богатства для себя самого. Энтони Леви — ведущий специалист в области французской литературы и культуры и редактор авторитетного двухтомного издания «Guide to French Literature», а также множества научных книг и статей.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.