Буридан - [118]

Заручившись поддержкой рая, Ланселот бесстрашно вошел в дом чудовища, то есть колдуна, который был мужчиной лет пятидесяти, со спокойным взглядом, низким голосом, словом, с лицом, скорее внушающим доверие и наделенным восхитительной пышной бородой.

«Просто удивительно, — подумал Ланселот, — как эти колдуны похожи на обычных людей; такое впечатление, что передо мной — христианин, честное слово. Но нужно быть начеку: несомненно, он — хитрый дьявол».

И Бигорн трижды осенил себя знамением, жестом достаточно энергичным, чтобы обратить в бегство целую армию демонов. Колдун, уже, видимо, привыкший к такому поведению тех, кто нуждался в его услугах, не сделал никакого замечания и довольствовался тем, что вежливо предложил гостю стул, от которого Бигорн счел необходимым отказаться, будучи наслышанным о некоторых дьявольских табуретах, на которые люди доверчиво садились, а встать затем уже не могли.

Словом, Ланселот адресовал колдуну одну из тех своих надменных улыбок, которая означала: «Даже не пытайтесь ставить мне ловушки; меня не одурачишь!»

И он тут же перешел к предмету своего визита.

— Дело такое: этим утром умер один человек; можете оживить его на несколько дней?

— Нет, — откровенно отвечал колдун. — Но от чего этот человек умер?

— Черт! Черт! — воскликнул изумленный Ланселот. — Стало быть, вы не можете вернуть жизнь трупу на несколько жалких дней, максимум на неделю?

— Нет. Но скажите, от чего умер ваш человек. Уж не от одной ли из тех болезней, которые разлагают труп и обезображивают лицо сразу же после смерти, а то и еще до нее?

— Он скончался от того, что шею его слишком сильно сдавила веревка. Вот и вся его болезнь.

— Вы говорите об Ангерране де Мариньи? — промолвил сообразительный колдун.

Бигорн вздрогнул и начертил в воздухе с полдюжины крестных знамений.

— Ах! — воскликнул он. — Вы — настоящий чародей, коль сразу же догадались, о ком я пришел с вами поговорить!

Колдун улыбнулся и сказал:

— Вы сказали, что этот человек умер этим утром и умер повешенным. Это ж каким глупцом нужно быть, чтобы не понять, что речь идет об Ангерране де Мариньи!

— А ведь и правда! — пробормотал Бигорн.

— Но оставим это. Раз уж речь идет о человеке, который умер в полном расцвете сил, я могу вернуть ему пусть и не жизнь, но видимость жизни.

— Большего мне и не нужно! — жадно воскликнул Бигорн.

— Прекрасно! Приносите труп, и я подготовлю его таким образом, что даже не несколько дней, а месяцы и годы он будет походить на живого человека.

— Черт! — промолвил Бигорн. — Так нужно принести вам труп? А вы не можете воздействовать на него издалека, какими-нибудь заклинаниями?

— Нет, это невозможно. Бальз… я хотел сказать, читать над ним эти самые заклинания я должен именно здесь.

Бигорн пару минут подумал, а затем сказал:

— Хорошо. Вечером, с наступлением сумерек, я буду здесь с трупом.

Затем они обсудили цену. Она оказалась вполне умеренной: колдун довольствовался тремя серебряными экю, которые Бигорн тотчас же ему и выплатил.

«Какая удача! — подумал колдун, когда Бигорн удалился. — Получить возможность спокойно изучить тело такого человека, как Ангерран де Мариньи! Скорее, это я должен был заплатить ему эти три экю. Но как ему удастся снять труп и доставить сюда?.. И зачем он вообще ему понадобился?.. Впрочем, меня это не касается».

Что до Бигорна, то он направился прямиком к знакомому зеленщику, который возделывал свой клочок земли неподалеку от Тампля, и купил у него тележку для перевозки овощей и осла, чтобы эту самую тележку тащить.

XXXII. ГОТЬЕ Д'ОНЭ

Похоже, Карлу де Валуа не терпелось покончить со своими узниками. Избавившись от Мариньи и Маргариты — как это было сделано, мы уже видели, — он пожелал поскорее избавиться и от Готье д'Онэ. Бигорн, перебегавший на одну из кривых улочек, услышал, как городской глашатай объявляет парижанам, что:

«Утром следующего дня, на площади Мартруа-Сен-Жан, будут казнены братья д'Онэ, признанные виновными в государственной измене[23] по их собственному признанию, занесенному в протокол высшим судом;

что один из двух братьев, мессир Филипп д'Онэ, совершив правосудие над самим собой и убив себя в тюрьме, будет казнен в виде чучела;

но что оставшийся в живых будет казнен во плоти;

что, как следствие, с вышеуказанного оставшегося в живых Готье, младшего из братьев д'Онэ, будет содрана кожа и, прежде чем его обезглавят, палач вырвет ему[24]…»

Ланселот Бигорн вздрогнул от ужаса. Затем, думая о безрассудной попытке, которую вынашивал Буридан, попытке столь же безумной, как и та, которую они предприняли, чтобы спасти Мариньи, и которая, по его мнению, имела все шансы закончиться так же печально, он пожал плечами и прошел мимо.

Городской глашатай сообщил так же, что «вечером Готье д'Онэ будет препровожден на площадь Мартруа, где и будет дожидаться часа казни».

Поэтому Бигорн, прежде чем отправиться к зеленщику, у которого он сделал свое приобретение, вошел в Ла-Куртий-о-Роз, намереваясь рассказать об услышанном Буридану, но увидел того столь бледным и отчаявшимся, что понял: юноша уже знает эту страшную новость. После того как Гийом и Рике подтвердили ему это, Бигорн удалился, — ему предстояло еще кое-что сделать.