Буридан - [116]

Словом, Тристан поступал как верный друг, принимая все меры для того, чтобы вернуть душе Мариньи те молитвы, которые мог попытаться у нее украсть Валуа.

Исполнив эти последние хлопоты надлежащим образом, Тристан удалился, конечно, очень печальный, но успокоенный относительно той судьбы, которая ждала умершего. Небольшой отряд спустился к хибарам и в кабачке с вывеской «У нас вино течет рекой» дождался утра, когда можно было вернуться в Париж. Как только ворота открылись, Буридан и его спутники направились в Ла-Куртий, где нашли несшего караул Рике.

— Поезжайте с нами, — сказал Буридан Тристану, — через пару дней мы покинем Париж, где вас больше ничего не держит, где вы и сами рискуете угодить на виселицу. Позднее вы сможете сюда вернуться, как это планирую сделать и я, так как хочу стать доктором философии.

Гийом и Рике пожали плечами, а Бигорн принялся реветь по-ослиному.

— Неплохой способ заработать на жизнь для меня и моей семьи, не правда ли? — промолвил Буридан, не обращая внимания на их кривляния. — Доктор в Сорбонне получает почти столько же, сколько офицер Лувра.

— Признайся лучше, что тебе жуть как хочется ораторствовать, — сказал Гийом.

— Просто он пристрастился к Аристотелю, — добавил Рике.

— Какой осел! — заключил Бигорн.

Тристан тем временем раздумывал над сделанным ему предложением.

— Что ж, так и быть, — сказал он, — я поеду с вами. Но прежде мне нужно собрать кое-какие дорогие моему сердцу вещицы; через пару-тройку дней я присоединюсь к вам здесь.

— Нет, — проговорил Буридан, — когда будете готовы, отправляйтесь в деревушку Руль, где вы найдете дочь несчастного Мариньи, и ждите нас там. Если полагаете, что это необходимо, то можете рассказать ей о смерти отца, так как у меня на это не хватит мужества.

— Хорошо, я возьму это на себя, — сказал Тристан.

И он покинул Ла-Куртий-о-Роз, подав Бигорну знак следовать за ним. Бигорн, впрочем, и сам намеревался уходить, поэтому, предупредив друзей, что его пару дней не будет, он вышел на улицу вслед за Тристаном.

Буридан остался с Гийомом и Рике.

— Ну что, — сказал Гийом, — уж на сей-то раз уезжаем, или у тебя есть еще какой-нибудь Мариньи, которого нужно попытаться спасти?

— Есть Готье, — отвечал Буридан, — Готье, которого ты называешь братом, которого и я тоже таковым считаю. То, что я сделал для Мариньи, который был моим врагом, я могу сделать и для Готье, который приходится нам братом. Филипп умер: спасем же хотя бы последнего из д'Онэ. Словом, я не уеду, пока не вытащу его из тюрьмы или же не увижу мертвым.

Голос изменил Буридану, и из глаз хлынули слезы.

— Бедный Филипп! — всхлипнул Гийом Бурраск.

— Да, — сказал Рике, — прекрасный был дворянин, хотя и переносил вино гораздо хуже, чем Готье. Полно, Буридан, успокойся, мы остаемся с тобой и никуда не уедем, пока не увидим несчастного Готье болтающимся на веревке.

Ланселот Бигорн, как уже было сказано, присоединился к Тристану, который неторопливо удалялся от Ла-Куртий-о-Роз и выглядел всецело погруженным в свои страдания.

— Эй, мой достойный друг, — промолвил Бигорн, — куда вы меня ведете? Предупреждаю: меня ждет срочное дельце, которое не терпит никакой задержки.

Что за дельце ожидало Бигорна? Вскоре мы это узнаем.

— Знаете ли вы, — сказал Тристан, — что есть два человека, к которым сегодня утром я пылал лютой ненавистью?..

— Да? И кто же эти двое? Но предупреждаю…

— Терпение, — промолвил Тристан. — Один из этих двоих — граф де Валуа, который приказал повесить моего хозяина.

— Вот как? — произнес Бигорн, посмотрев на Тристана уже с большим вниманием.

— Да. А вторым был — теперь о нем уже можно говорить так, в прошедшем времени — Каплюш, который как раз таки моего хозяина и повесил.

— Этот заплатил, и давайте о нем забудем.

— Да, — проговорил Тристан странным тоном. — Он поплатился за содеянное головой, благодаря вам, мэтр Бигорн, потому-то я и предложил вам пойти со мной. Ничего не спрашивайте. Пойдемте, и вы сами все увидите.

Вдруг сделавшись задумчивым, Бигорн молча последовал за Тристаном.

Они вышли на улицу Сен-Мартен и остановились в том ее месте, где еще недавно возвышалась прекрасная крепость, окруженная зубчатыми стенами, обнесенная рвом. Теперь здесь ничего не осталось. Стены, крепость, постройки — все было разрушено.

— Вот и все, что осталось от особняка Мариньи, — проговорил Бигорн.

Но Тристан не ответил. Шагов через сто он вошел в тот невзрачный нежилой, пользовавшийся у соседей дурной славой дом, в котором мы уже видели слугу первого министра в тот день, когда Мариньи арестовали.

Тристан зажег факел, спустился по лестнице в погреб, расчистил небольшую часть пола от покрывавшего его песка, приподнял крышку люка и спустился по еще одной лестнице, — Бигорн не отставал ни на шаг. Там, в этом втором погребе, Тристан схватил мотыгу и принялся бить по стене, сложенной, казалось, из огромных зацементированных камней.

К изумлению Бигорна, под ударами мотыги стена осыпалась: эта видимость камней и цемента опала, и их взорам предстал замурованный в стену громадный железный сундук. Тристан открыл этот сундук: он был наполнен аккуратно расставленными мешками.