Буридан - [117]

Тристан приподнял один из этих мешков и разрезал кинжалом веревочку, которой он был перевязан. Из мешка посыпались золотые монеты.

Бигорн вытаращил глаза и буквально затрепетал.

— О! — пробормотал он. — Да в одном этом мешке, должно быть, не менее трехсот золотых экю!..

— Тысяча золотых дукатов, — степенно заявил Тристан, — то есть состояние, которому были бы рады многие из придворных дворян. Помогите мне, Бигорн.

Тристан принялся запихивать в мешок выпавшие из него монеты. Бигорн помогал ему, дрожа и вздыхая:

— Как подумаю, что даже десятой части того, что здесь есть, мне хватило бы для полного счастья…

Тристан завязал мешок, приподнял, положил на руки Бигорна и сказал просто:

— Он — ваш!..

Бигорн покачнулся. Мешок упал на пол. Ланселот закрыл лицо руками.

— Ваш, — повторил Тристан. — Веревка, на которой висит Каплюш, стоит гораздо больше, и если я не даю больше, то лишь потому, что должен распорядиться состоянием моего хозяина по справедливости.

— Мой! — возопил Бигорн. — Все это золото — мое!..

И, упав на колени, он вновь открыл мешок. Никогда еще он не видел столько золота! Радость Бигорна проявилась в серии прыжков, которые он исполнил здесь же, в погребе, затем в нечленораздельных криках и наконец в громогласном ослином реве.

Наконец Ланселот успокоился и пожал Тристану руку.

— Приятель, — сказал Бигорн, — благодаря вам, я богат на всю жизнь, даже если мне доведется прожить еще сто лет, чего я себе и желаю, как, впрочем, и вам тоже. Но это еще не все. Я знаю мэтра Буридана. Это осел, видите ли, настоящий осел — вспыльчивый, упрямый, не имеющий ни малейшего уважения к этим прекрасным золотым монетам, которые, однако же, такого отношения к себе никак не заслуживают. Дважды мне удавалось разбогатеть — и дважды он разорял меня до последнего су. Могу поспорить, что, если я вернусь с этим мешком, он тотчас же попытается лишить меня этого золота, начав раздавать его нищим, лучникам, всему, кто попадется ему под руку.

— И что же? — вопросил Тристан, не сдержав улыбки.

— А вот что, дружище: окажите мне одну услугу. Раз уж вы должны присоединиться к нам в деревушке Руль, придержите пока эти прекрасные дукаты у себя. Вы привезете их мне туда, а там уж Буридану будет слишком поздно придумывать нечто такое, что довело бы меня до поедания сена или даже чертополоха. Какого черта! Я ведь, в отличие от него, не осел, как-никак!

— Хорошо, будь по-вашему, — сказал Тристан.

Бигорн на несколько секунд задумался, словно решая для себя, следует ли ему расставаться с этим ценным мешочком. В конце концов, он принял компромиссное решение, то есть набил карманы каким-то количеством монет, собственноручно положил мешок в сундук, после чего отвесил кофру глубокий поклон.

Закрыв сундук, мужчины поднялись наверх.

— Так что вы там говорили? — спросил вдруг Бигорн.

— Ничего я не говорил, — сказал Тристан, который отчего-то вновь сделался мрачным.

— Да нет же, дружище, вы говорили, что есть в мире два человека, к которым вы пылаете лютой ненавистью. Первым был Каплюш; с ним мы уже разобрались. Вторым был Валуа, и он-то так еще ничем и не поплатился.

Тристан поднял на Бигорн взгляд, в котором блеснул огонек надежды.

— Неужто вы хотите помочь мне…

— Отомстить Валуа?.. Да.

Тристан издал ворчание, которое могло быть как криком радости, так и проклятием.

— И я не просто настроен вам помочь, — продолжал Бигорн, — но и заявляю, что намерен подвергнуть Валуа такому наказанию, которое будет соразмерно его гнусности. При вашем участии, полагаю, я смогу это устроить.

И тогда между Бигорном и Тристаном состоялся продолжительный разговор, или, скорее, то был монолог Бигорна, который время от времени сопровождался одобрительными кивками Тристана.

— Итак, — сказал Бигорн, заканчивая, — если все получится, вы доведете его до двери?

— Да, — промолвил Тристан, вздрогнув.

— Дадите ему войти, а затем закроете дверь снаружи.

— Я понял.

— Прекрасно. И сразу же отправляйтесь к Буридану в Руль. Все остальное — моя забота.

На этом мужчины расстались, чтобы заняться каждый своей частью работы. Однако же Бигорн объяснил Тристану лишь часть своего плана, который состоял из двух последовательных маневров. Тристан был в курсе второго, в котором ему и предстояло поучаствовать. Что до первого, то о нем Бигорн предпочел умолчать, вероятно, опасаясь того, что слуга Мариньи откажется ему помогать, а то и вовсе воспротивится его замыслу.

Именно этот первый маневр мы сейчас в общих чертах и обрисуем.

Выйдя с улицы Сен-Мартен, Ланселот Бигорн отправился на Колдовскую улицу, жалкую улочку, располагавшуюся в той части Ситэ, где проживали евреи. Эта улочка пользовалась дурной славой. Горожане отваживались там появляться лишь средь бела дня, а также тогда, когда возникала насущная необходимость прибегнуть к этой проклятой науке, чтобы излечить какую-нибудь смертельную лихорадку, так как тамошние колдуны были знахарями. Изучая человеческое тело, чтобы отыскать в нем источники жизни или чтобы предаться своим колдовским опытам, они, вероятно, закладывали основы той науки, которой сегодня является медицина.

К одному из этих колдунов и отправился Ланселот Бигорн, дрожа и завещав душу святому Варнаве, коему, на всякий случай, он клятвенно обещал бурдюк меда и жирного гуся, — святому они достались бы через посредство достопочтенного кюре из Сент-Эсташа, старого друга Бигорна.