Бурелом - [9]

Василий подошел к окну, за которым на темном фоне ночи начали поблескивать звезды, и с горечью ответил:

— На одной-то коняге много не напашешь, пришлось надел возле осиновых колков отдать камышинцам, а самому идти в люди.

— Ну вот вам и милость царская. Когда будете выбирать у книгоноши книги, возьмите сочинения Пушкина и Лермонтова. Ты, Прохор, кажется, сказки любишь? — улыбнулся Кирилл парню.

— Готов целую ночь сидеть, — ответил охотно Прохор.

Покурив, парни стали собираться домой.

— Мы к тебе, дядя Кирилл, еще зайдем, — уже с порога заговорил Василий. — Поди, надоели?

— Заходите в любое время. Еще найдем что-нибудь почитать, — уже многозначительно заметил Кирилл и, проводив парней, погасил лампу.

На следующий день, управившись с домашними делами, Василий с Прохором пошли на сельское торжище. Там уже шла бойкая торговля. На наспех сколоченных прилавках лежали куски ситца, сатина и других тканей. Расторопные приказчики, расхваливая товар, зазывали покупателей к себе. В красных рядах толпились степенные мужики, богатые заимщики и степные хуторяне. Девушки и парни толкались возле карусели и балагана, на подмостках которого кривлялся рыжий клоун и стоял господин с помятой физиономией, одетый в изрядно поношенную «визитку» и котелок, приглашая, «дам и господ» посетить цирк.

— Сегодня будет показана девушка-русалка и выступит всемирно известный силач, который свободно поднимает в зубах пять двухпудовых гирь.

Прохор и Василий, заплатив по десять копеек за вход, уселись ближе к арене. Сначала показывали свое искусство акробаты, затем фокусник, а через некоторое время четверо дюжих мужчин внесли оцинкованную ванну, наполовину наполненную водой. В ней полулежала молодая женщина, тело которой, начиная от груди, было покрыто чешуей и заканчивалось рыбьим хвостом.

— Вась, эту русалку я видел, — подтолкнув локтем своего друга, заметил Прохор.

— Где? — живо повернулся к нему Василий.

— Вечор к тетке Агафье она за молоком приходила.

— Тише вы, галманы, — не спуская глаз с «русалки», заговорил сердито знакомый им чистовец.

— Да она не настоящая, — ответил Прохор.

— Да ну?

— Вот те крест! — Прохор перекрестился.

Чистовец недоверчиво махнул рукой.

Тем временем спокойно лежавшая в ванне русалка, как бы делая попытку выбраться из нее, два раза ударила хвостом по воде. На публику полетели брызги и русалку унесли за кулисы.

— Господа! Вы видели чудо природы. Сия русалка по имени Лорелея, что значит Парасковья, выловлена в реке Рейн возле славного города Житомира, — объявил публике конферансье.

— Ну и вруша, — покачал головой Прохор, не спуская глаз с арены.

Через некоторое время вышел внушительного вида мужчина с лицом восточного типа и, свирепо вращая белками глаз, повел широкими плечами. Принесли гири. Связали их у ног силача веревкой и ушли. Тот покрутил ус, наклонился над ними. Взял веревку в зубы и, делая якобы огромное усилие, оторвал гири от земли.

— Вот это здорово, — протянул с восхищением Прохор.

— Да они не настоящие, — усомнился Василий.

— Ты откуда знаешь?

— Если бы чугунные, то, когда их связывали, стоял бы стукоток. А тут ничего не слышно.

— Стало быть, одурачили?

— За милую душу, — выходя из цирка, ответил Василий.

Парни направились к рядам, где расположились со своим товаром коробейники и сновали пронырливые лоточники. Прохор с Василием без труда нашли книготорговца. Его можно было заметить еще издалека. На двух шестах с натянутой бечевой были развешаны картины с видом Афонского монастыря, Киево-Печерской лавры, рядом висела ярко раскрашенная сцена «страшного суда», где с левой стороны два черта гнали трезубцами грешников в ад, с правой — трубили ангелы, показывая праведникам путь в царство небесное.

— А это кого черти поджаривают в кипящем котле со смолой? — показывая пальцем на одну из картин, спросил Прохор юркого торговца.

— Это, молодой человек, кто чрезмерно предается пьянству, — продолжая заниматься с другими покупателями, ответил торговец.

— Понятно. А книжки какие есть?

— Есть стихотворения, сказки, повести господина Пушкина, Некрасов, Никитин, сказка про конька-горбунка господина Ершова, песенники, оракулы и книга о черной и белой магии.

— Ну ее к лешакам, эту магию! Самоучитель к гармошке есть? — спросил Прохор.

— Зачем он тебе? — спросил рядом стоявший Василий.

— Может, пригодится. Охота разные песни выучить.

— Мне-то что, бери, только какой толк? Ничего ведь в нем не поймешь.

— Действительно, молодой человек, — поддержал продавец Василия. — Надо знать до-ре-ми, а потом фа-соль.

— А зачем мне фасоль? — пожал плечами Прохор и с хитрецой посмотрел на своего дружка. — У нас только одна попадья в огороде ее садит, а бабы любят больше горох да бобы.

— Фа-соль — это значит нота. Вам что, молодой человек? — обратился он к Василию и, не дожидаясь ответа, зачастил перед какой-то старушкой: — Есть крестики медные, серебряные, кипарисовые, поминальники за упокой и здравие. Ежели есть в семье грамотные, возьмите житие святой Марии Египетской, Серафима Саровского, про Кирилла и Мефодия, Зосима и Савватия.

— Мне, милый, про Иоанна Кронштадтского.

— Пожалуйста, с вас две копейки. Ну как, выбрали? — повернулся он к Василию с Прохором.