Буратино - [26]

  -- Ох и кобели вы с сыночком. Ой!

  -- То-то, сиськи-то подбери. У этой-то побольше твоих будут. Помнём-покрутим. Побалуемся мы, с сыночком в очередь. Да и то сказать - когда-то еще случай выпадет на боярыне покататься. На седьмице купец сверху придёт - ему обоих и сдадим. А остальное - в деревне приказчику. Ты смотри, пойдёшь за коровой - болтать не вздумай. А и то - лучше пусть матка сходит. Хлопчик-то спит поди?

  -- Дык, он, вроде, сразу улёгся. Только... крученный он какой-то.

  -- И чё? Накину сетку на сонного, и пусть хоть как крутится. Я так и матерых мужиков брал. А после в погреб. Без еды, без воды, без света божьего... в три дня шёлковым будет.

   Хлопок, видимо, ладони по заднице молодки. Её очередное ойканье и удаляющиеся шаги к пруду на другой стороне хутора. Его шаги вдоль стены к воротам сарая... Я... меня... снова в подземелье, снова без еды, воды, света... Снова - "шёлковым"... Я повтора Саввушки не... не хочу, не переживу, не вынесу... Не буду!

   Хозяин дошёл до ворот, осторожно приоткрыл створку, заглянул внутрь, в сторону моего ложа. Меня трясло. Я стоял у косяка ворот, с другой стороны от моей постели, какая-то палка попала под руку. У косяка стояли прислонённые две косы. Я автоматически подхватил меньшую. Хозяин, не отрывая взгляда от лежанки, тихохонько вошёл внутрь, растопыривая небольшую рыбацкую сеть на руках, двинулся в ту сторону. А я, затаив дыхание, на цыпочках за ним. В углу было темновато. Ему пришлось наклониться, выглядывая положение тела предполагаемой жертвы. И тогда я вскинул косу над головой, резко выдохнул и вогнал эту ублюдочную косу в его натянувшуюся на спине рубаху. Сверху вниз, изо всех сил, прямо рядом с левой лопаткой.

   Удар получился сильным - крестьянина бросило лицом вниз прямо на мою постель. Коса ушла в тело на всю длину, до самого обуха. Мужик дёрнул ногой раз, другой и затих. Через пару секунд в полной тишине я услышал бульканье - из его рта на мою постель выплёскивалась кровь.

   Выдернуть косу за конец древка не получилось. Пришлось перехватить у самого обуха, рывком вытащить. Тело осело, из разреза на спине пошла кровь, пятно стремительно расползалось по рубахе. Я накинул на спину крестьянина ряднину, подобрал с пола клок сена, отошёл к стене и стал протирать косу. Автоматически. Никаких мыслей. Только ошеломление. От услышанного, от сделанного. Не знаю, сколько я так простоял, механически повторяя одно и тоже движение. В какой-то момент рядом уловилось движение. Передо мной стояла внучка хозяина. Девчонка лет шести-семи, чуть младше той, что я видел на той стороне реки на иве. Как она вошла внутрь? Она что-то меня спрашивала.

  -- А дедушка спать лёг?

   Я кивнул.

  -- А тебя на лодии увезут?

   Я снова кивнул, не задумываясь и не понимая.

  -- А ты будешь драться, когда тебя гречникам отдадут?

   Я снова кивнул.

  -- Не, не надо. А то они будут тебя кнутом бить, больно.

   Добрая девочка. Спасибо за совет. Значит, гречники. Купцы греческие. Или наши, кто ведёт торговлю с греческими городами. Рабы составляют треть русского экспорта в Византию. Ещё Ярослав Мудрый этим хвастался. Дескать, во множестве продаём рабов русских, и товар сей весьма хорош.

   Треть - если считать по деньгам. По объёму - две трети. И мы с Марьяшей должны быть в их числе. Пока я медленно переваривал это, девочка подошла к телу своего деда и заглянула под ряднину. И отскочила, прижав руки ко рту. Медленно отступила на пару шагов. "Сейчас заорёт и бросится бежать." Она метнулась мимо меня к выходу, набирая воздух для крика. Но не успела - я автоматически крутанулся на месте, выбрасывая горизонтально по кругу косу на уровне пояса, чтобы остановить её. Коса носкам вошла в доску стенки сарая. Уровень моего пояса для девочки оказался уровнем её горла. С разбегу она врезалась в наточенное лезвие, дёрнулась в сторону и отскочила, зажимая разрезанную шею ладонями. Пару секунд смотрела на меня, потом из под ее пальцев потекли струйки крови, она отняла ладони и посмотрела на них, попыталась вздохнуть, чтобы закричать. Кровь хлынула маленьким фонтанчиком, её повело назад и она осела вдоль стенки на землю. Секунд пять мы смотрели друг другу в глаза. Затем они у неё закрылись. Кровь полилась свободно, без ритмических выплесков. Все.

   Нет, не всё. На хуторе здоровый молодой мужик, который зашибёт меня одной левой. За убийство своего отца и дочки. Оторвёт голову и в кусты забросит. Как у мальчишки на том берегу. И не будет у меня ни креста, ни костра, ни трети миллиона спасённых детей. А еще есть здесь две бабы, которые или сами со мной справятся, или поднимут крик. И тогда такой же точно конец. Или убей их, или сдохни. Вместе со своим долгом перед этими ублюдками. Которые торгуют друг другом, которые продают в рабство и насилуют беженцев. Которые твои предки. У которых дохнет треть миллиона их детей. Которых ты собрался спасти. Одну из которых ты только что убил. Зарезал. Косой. Как настоящая смерть.

   Носок косы глубоко ушёл в доску стенки. Подёргал - не вылазит. Посмотрел на свои вещи - там две сабли. Но с саблей гулять по хутору... Как-то... стилистически неправильно. Там у косяка вторая коса была. Сквозь полуприкрытые створки ворот видна баня. Из неё вышли двое - хозяйка с сыном. Вынесли какое-то корыто, вылили воду в лопухи. Сын чего-то сказал и пошёл назад внутрь, хозяйка рассмеялась и куда-то за угол ушла. Ага, вон снова появилась и в сараюшку какую-то зашла. Там у них летняя кухня. Наверное, обед готовить. Не знает еще, что муж с внучкой обедать не будут.