Буран - [15]

— На всех ее не хватит, ветеринар о ней забыл, печек Миките Рябкову сегодня не класть — отдай ты ему, Катюша. Черт с ним!

И восторжествовавший Микита, подогретый чекушкой, осмелевший и независимый, перешагнул порог кабинета нового председателя.

Семену Викторовичу достаточно было и мимолетного взгляда на вошедшего, чтобы во всех подробностях припомнить свою первую встречу с Микитой недавним ранним утром у сельмага. Но, видимо, Ефросинья старательно выстирала и выколотила замызганную шинелешку, и потому выглядела она сейчас на Миките более опрятной, хотя и висела на его узких острых плечах обмято и все-таки неприглядно.

— Присаживайтесь, Никита Афанасьевич, — мягко сказал Гусельников, и тут на него удивленно и пытливо глянули острые и беспокойные глаза колхозного мастера.

Микита присел поодаль от стола. Стянул с кудлатой головы совсем несезонную потрепанную кепочку и выжидающе замер, упершись немигающим настороженным взглядом в какой-то сучок в половице.

— Попросил я вас, Никита Афанасьевич, зайти вот по какому делу, — вышел из-за стола Гусельников. — Невозможно больше держать наш скот в этих развалившихся дворах. Так вот наметило правление строительство новой фермы в этом году. Очень я рассчитываю на вашу помощь. Как вы на это взглянете?

Кашлянув в кепочку, Микита разочарованно махнул ею:

— Разговор! Намечали не одинова и до вас тут эти строительства. Разговор!

— Не верите?

— Кто его знает, — уклонился Микита от прямого ответа. — Валяйте! А вам кто это сказал?

— Что — кто сказал?

— Ну, вот обо мне-то?

— Сторожиха здешняя, Грапа.

— Хм! Чудно. Поверили? — поднял на председателя испытующий взгляд Микита.

— А почему не поверить? Поверил. Вот и пригласил вас.

— Чудно!

— А скажите, Никита Афанасьевич, почему конфигурация печек у вас такая... неудачная?

Микита исподлобья покосился на свое брюхатое творенье.

— После фронта зрение фальшить стало.

— Воевали?

— Хлебнул. Вот и шкуру солдатскую еще донашиваю, — шевельнул плечом Микита.

Семен Викторович рассмеялся. Микита вскинул на него пытливо-опасливый взгляд.

— Давайте, Никита Афанасьевич, ради доброго знакомства не будем друг другу врать. Верю, что вы были на фронте. Но эта шинелька на вас, может быть, и фронтовая, только с чужого плеча. Давайте условимся не врать друг другу.

Сидя сгорбившись, Микита оглянул колени, прикрытые старенькой шинелькой в пятнах. Виновато ухмыльнувшись в кудлатую бороденку, вполголоса пробурчал:

— Давайте, что ли... не будем.

Ушел Микита от председателя со смятенной душой. Словно бы ни о чем толком они и не договорились, а овладело Микитой после этой беседы какое-то светлое беспокойство, неясная еще, но радостно блеснувшая надежда. И это светлое беспокойство, и эта робкая надежда вступили в спор с привычной для Микиты опасливой замкнутостью и холодной отчужденностью к людям.

В прихожей Грапа встретила его с откровенным любопытством:

— Как поладил-то с новым председателем?

Напяливая кепочку, Микита поверх локтя взглянул подобревшим взглядом на рослую подругу его юности и хитренько подмигнул:

— Поладили.

— Ну и дай-то, бог, дай-то, бог! — обрадовалась Грапа.

А вечером она прибежала к Рябковым, запыхавшаяся и сияющая. Не застав Микиты дома, она начальственно наказала Ефросинье:

— Передай Миките, чтобы с завтрашнего утра он являлся на разнарядки!

— Так его кем-то, что ли, выбрали? — поразилась Ефросинья.

Грапа снисходительно взглянула на нее:

— Вот так и передай. А там видно будет.

Микита аккуратно явился на разнарядку. Бессловесно под насмешливыми взглядами бригадиров, просидев до ее конца, он, когда все разошлись, спросил Гусельникова с ноткой закипевшего раздражения:

— А меня что же, шаблоном для насмешек, что ли, выставили?

— Вызывал я вас, Никита Афанасьевич, для хозяйственного разговора. Чего же вы молча сидите? Высказывайте ваши соображения, предложения. Видите, какая куча всякого переустройства на нас навалилась. Вот давайте-ка съездите с Егором Фролычем в лесосеку, проверьте, что за лес там нарублен. А на насмешки отвечайте поядренее. Вы, говорят, и по этой части были мастером. Вот вам записка на склад. Подберите там полушубок поцелее, валенки (подшивать вы умеете) и поезжайте.

На одной из раскомандировок, когда по поводу уехавшего в лес Микиты послышались смешки и язвительные замечания, Семен Викторович сурово предупредил собравшихся, чтобы они воздержались от пустопорожних насмешек и шуточек в адрес Рябкова.

— А вот вы, Семен Викторыч, валенки да полушубок ему выдали, — хихикнул кладовщик, — так подо что?

— То есть как это — подо что?

— Ну, под «честное слово» или под «ей-богу»?

— А какое это имеет значение?

— Ха-ха! Так вы еще Микиту Маленького не знаете. Если под «ей-богу», так полушубок уже пропит, и Микита скулит на лесосеке, как «цуцик», а если под «честное слово», так пропьет в Сретенке на обратном пути.

Комната огласилась дружным хохотом. Возмущенный Гусельников порывисто встал, но, прежде чем он успел что-то сказать, дверь открылась, и в комнату вошел Егор Фролович в сопровождении Микиты. На Миките был порядком поношенный, но аккуратно починенный полушубок, плотно подпоясанный обрывком кирзовой вожжи, и в этом полушубке, в добротно подшитых с обсоюзкой валенках, в добытой где-то веселой рыжеватой ушанке он выглядел плотно сбитым крепышком-мужичком.