Бункер - [5]

Сильвио медленно наклоняется и валится на меня, как столб. В тень его! Скорее! Где тень? Где вода? Где вода, унтер? Что это за кровь? У него кровь на лице, у Сильвио! Да нет, это моя кровь. Моя кровь. Идет из носа и капает на Сильвио. Унтер, гнида, где вода? В-о-д-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!

В затылок с нарастающей силой ударяют две кувалды, большая и маленькая. Как в кузнице: тук-тук-тук, ба-бах! Тук-тук-тук, ба-бах! Я закидываю голову, чтобы остановить кровь и вдохнуть воздух, но в глаза изо всех сил ударяет солнечный кулак, а горло заливает свинец. Я чуть не захлебываюсь кровью и спотыкаюсь о Сильвио. Он все еще без сознания. Примчался унтер с канистрой. Испугался, сволочь, что мы тут окачуримся. Лей, лей на Сильвио воду, лей еще и мне дай, дай мне, вот, а-ах…

Теперь мне с тобой и ругаться не хочется.

— Ну, Сильвио, дружище, как ты? А?

Сильвио мычит что-то неразборчивое по-румынски.

— В госпиталь его надо! — подскакивает Цвика Бергер.

— И я с ним поеду! — вызывается Шуки.

— Давай, давай, Шуки, затаскивай Сильвио в «джип» — я подержу за голову, ты — за ноги. Арье, у тебя кровь из носа капает! В тень, скорее, в тень! Возьмите русского в госпиталь!

— Не нужен мне никакой госпиталь!

— Ладно! — бросает унтер уже из «джипа». Бледный Сильвио похож на восковую фигуру из «Колбо Шалом»[6]. — Этого я сам отвезу, а за вами сейчас пикап пришлю. Только чтоб все были в касках.

Пикап приехал через полчаса и забуксовал. Еще полчаса мы вытаскивали его из песка. Иду в палатку за автоматом.

— Да сунь его под матрас! — кричит Шуки. — Чего с ним таскаться?

— А если украдут?

— Да вон Эзра постережет. Эзра, сторожить останешься?

— А вы мне обед привезете?

— Привезем, привезем!

Ури садится за руль, и только мы успеваем сесть на скамейки и нахлобучить каски, как он рвет пикап с места и гонит на третьей скорости по шоссе. От встречного ветра легчает, перестает идти кровь. Мы проскакиваем лагерь танкистов, взлетаем на гору и пикируем в низину. Я вцепляюсь в Циона.

Скоро появляются деревянные домики, хилые деревца, мастерские соседнего артиллеристского батальона, а еще минут через пятнадцать на шоссе начинают мелькать одинокие фигуры. Каждой встречной девушке-военнослужащей Авраам и Шуки орут: «Эй, красотка, тремп[7] хочешь?» На базе полно девушек, и после отшельнического бункера глаза разбегаются. Все они в серых обтягивающих брючках; смеются, когда с ними заговаривают, и ходят в обнимку с солдатами, а я трогаю свою недельную щетину, и мне хочется приключений.

Мы выпрыгиваем из пикапа и уговариваемся встретиться на этом же месте после обеда. Водянистый суп, холодные макароны, пупырчатая куриная нога. Я уже берусь за апельсин, и тут осеняет: я еще не проведал несчастного Сильвио! Иду искать госпиталь. По дороге забредаю в шикарный офицерский сортир и с наслаждением усаживаюсь на белый унитаз. От своего подлого желудка я ничего хорошего не дождался, но было приятно просто посидеть в прохладе и чистоте. На двери, на уровне глаз красуются две чернильные строчки:

If you want to have your brother,

Put your father on your mother.[8]

Сопроводительный рисунок наглядно поясняет эту мысль.

В госпитале тихо, в нос сразу ударяет специфический запах нашатырного спирта, йода и еще каких-то неведомых лекарств. Сильвио лежит в отдельной палате, закутанный в простыню, и придерживает на голове мокрое полотенце. Рядом сложена его одежда.

— Вот, — он снимает полотенце, — солнечный удар получил. И давление подскочило.

У меня тоже, и кровь из носа пошла.

— Да ну? — оживляется Сильвио. — Так ты давай сразу к врачу, он тебя точно положит. Газетки тут есть, в шахматы поиграем, а? Тут такая медсестричка — у-у-а!

Сильвио чмокает губами и просит попить.

Я захожу в соседнюю комнату и на столике, рядом с чайником, вдруг обнаруживаю книгу Бабеля «Избранное». Оглядываюсь и вижу полусидящего на кушетке бородатого мужчину с большим голым животом, на который свешивается изящный маген-давид. Короткие волосатые руки ритмично вращаются, как бы вспенивая невидимое мыло, а из-за толстых линз, как из-за стенки аквариума, смотрят сонные глаза.

— Кто это читает? — спрашиваю я на иврите.

— Я, — отвечает мужчина тоже на иврите.

— А вы что, из России? — перехожу я на русский.

— Из России, — тоже по-русски отвечает он.

— Больной?

— Нет, доктор. А вы откуда?

— Из Москвы.

— Да что вы! — Доктор сползает с кушетки и, подхватив короткие форменные штаны, тянется за чайником. — Земляки, значит. Тут из Москвы еще никого не было.

— Москвичей никакая зараза не берет!

— А вы что же сюда пришли? — улыбается доктор.

— Я? Товарища пришел проведать. Он тут у вас лежит.

— A-а, румын этот? Гипертоник, как и я.

Доктор энергично потирает руки.

Я отношу Сильвио воду и возвращаюсь. Доктор перелистывает томик, пока не доходит до заложенной страницы.

— Вот, — говорит он, — читаю Бабеля, чтобы русский язык не забывать. Ах, какой у него язык, какой умнейший человек! И все-таки, — доктор поднимает указательный палец, — я с ним не согласен. Вот, послушайте:'«Но разве со стороны Бога не ошибкой было поселить евреев в России, чтобы они мучались, как в аду, — читает он раскатистым баритоном. — И чем было бы плохо, если бы евреи жили в Швейцарии, где их окружали бы первоклассные озера, горный воздух и сплошные французы? Ошибаются все, даже Бог». А я вам скажу, что Бог не ошибся. Потому что, если бы Он поселил евреев в Швейцарии, то они были бы швейцарцы или французы, но уж никак не евреи. Да-с.