Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs. - [87]

— Полный набор! — обрадовано выдохнул я.

По одному внешнему виду оружия можно было сказать со стопроцентной уверенностью: оно работает. Сбылись мечты! Пулемёт! С этим оружием мы — полноценное боевое подразделение, взвод, хорошо вооружённый взвод, имеющий грамотного командира, запас продовольствия и жгучее желания набить морды! С таким оружием, и количеством боеприпасов, наши шансы выжить, после встречи с Крапом и Чехом, увеличиваются в разы!

Некоторые солдаты и офицеры, во время войны, месяцами сидели в «ДОТах», отстреливаясь от противника, превосходящего численно в десятки и сотни раз! Рывком открыв дверцу другого шкафа, я увидел винтовки «М-98К» которые, всё-таки были больше винтовками, чем карабинами, несмотря на приставку «К»[45]. Самих карабинов было четыре, видимо остальные немцы забрали ещё тогда. Как могло нам так повезти? Найти «ДОТ», да ещё и с почти полным складом вооружения?

Бросив целую пачку патронов в карман и, прихватив из ящика винтовку, я развернулся к двери — нужно было торопиться, уже должно быть совсем темно. И тут сердце моё остановилась, перестав биться. Кровь в венах похолодела — передо мной, лицом к лицу, стоял человек. Живой, незнакомый, он смотрел на меня, освещаемый синим светом моего фонаря. Фонарь — на голове, натянут резинкой поверх кепки, в левой руке — винтовка, правая сама легла на курок «Калаша».

Незнакомец прислонил палец к губам, и издал звук: «т-с-с-с-с». Похоже, пока я восторженно разглядывал трофеи, он тихо стоял за моей спиной.

— Не стреляй! — сказал он шёпотом. — Они услышат!

— Кто? — шёпотом, по инерции, спросил я.

— Они! — и его указательный палец показал наверх.

— Не буду! — пообещал я. — Кто вы?

Мысли в голове закрутились с неимоверной скоростью. Это был обычный человек, правда, глаза у него были какими-то блеклыми, радужки и зрачков почти не видно. Может болезнь какая-то, катаракта — ни катаракта. Но что он тут делает? Местный? Я его чуть не убил, ещё немного и нажал бы на спуск — и тогда очередь выпущенных в упор пуль вспорола бы ему брюхо! Он молчал, стоя на своём месте, и преграждая собой путь наверх. Нужно было говорить, что-то говорить и не впадать в панику. Он не должен видеть испуга на моём лице, кто бы он ни был, нужно вести себя уверенно.

— Это ваше? — спросил я первое, что пришло в голову.

И я поднял винтовку, крепко сжимаемую левой рукой. Может, он первый нашёл этот схрон, и теперь ждёт своих корешей, чтобы вынести всё это добро? Увидел меня, радостно бегущего к «ДОТу», и спрятался внизу, у ящиков с хабаром.

— Нет; — ответил он, — Это твоё! — произнёс он так же, шёпотом.

— Мне пора, не пропустите меня? — спросил я, тоном, будто прошу пассажира в автобусе уступить мне дорогу к двери.

Между тем, пока мы стояли друг напротив друга, меня, всё сильнее охватывал панический, внутренний ужас, на то чтоб сдержать внешнее хладнокровие уходили последние силы. Его лицо, в свете фонаря, казалось бледно-синим.

— Ты торопишься? — ни сдвинувшись с места, спросил он.

— Да, мне к своим надо! — рука, в которой я сжимал немецкую винтовку предательски задрожала, ладонь покрылась потом, и я сильнее сжал ложе, боясь, что оружие выскользнет из мокрой, дрожащей руки.

— Они не все свои! — неопределённо сказал он.

Меня это слегка задело, и я возмущённо ответил ему:

— Да что вы можете знать о них?!

— Всё! — спокойно ответил он. — Чёрный — плохой человек, он предатель. Борис — человек, который будет думать о себе, когда настанет плохо. Света — всегда будет на стороне сильного. Никому из них нельзя доверять!

— Откуда… — я опешил, и не знал, о чём можно ещё спросить его.

— Ты удивлён, не так ли? — его чёрные губы слегка растянулись в улыбке.

Я молча кивнул, поскольку мой разум впал в ступор. Он продолжил разговор, резко перескочив на другую тему:

— А я надеялся поговорить, мне так не хватает общения! Дома жена Габриела и сын — Освальд, я так соскучился по ним! — улыбка слетела с его уст, выражение лица стало грустным, в блёклых глазах показались тоскливые искорки.

И тут я заметил, что он говорит будто с немецким акцентом, как говорили немцы в фильмах, взятые Нашими солдатами в плен. «Симак, да что ты введешься! — пытался я привести себя в чувства. — Этот мужик просто услышал наши имена, когда мы разговаривали между собой на поле!» Мысленно задав себе трёпку за проявленную слабость, я попытался мыслить объективно:

— Езжайте домой! — посоветовал я.

Видимо, мужик работает «под немца», хочет, чтобы я обмочил штаны, и больше здесь никогда не появлялся. «А ни чё, артист!» — отметил я про себя. Посмотрев на этого человека новыми глазами, как на умело работающего артиста, на душе стало легко, и от страха и ужаса не осталось ни тени. «Что ж, немец — так немец! Подыграем!» — подумал я, и мне стало даже весело. Но что случилось со временем? Почему оно так медленно идёт, будто бы в песочных часах жизни вместо песка появилась сгущёнка, медленно перетекающая из одной колбы в другую.

— Н-е-е-т! — ответил он на моё предложение ему возвращаться домой. — Не могу. Мне ещё долго тут быть! — он сразу напрягся. — Они меня не отпустят, пока я тут!