Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs. - [86]

— Кто тебе эту дрянь дал? — Аскет медленно опустился на спиленное Беркутом бревно, которое использовалось в лагере в качестве скамейки.

Но мышцы его натренированного тела остались напряженными.

— Ты о чём? — Борис тоже медленно сел на своё бревно.

— Петушиное весло! — прорычал Аскет, и в его голосе послышалась сжатая ненависть.

— Какое ещё «весло», ты о чём?

— Кто тебе ложку дырявил?

Левинц напряжённо вглядывался в огонь, будто бы ответ на этот вопрос должен был появиться именно там.

— Ты про дырку, на ручку моей ложки? — наконец, сообразил он.

— Да! — почти выкрикнул Аскет.

— Так это я сам сверлил, так удобнее в лесу: взял, повесил на сучок, или…

— Если бы кто другой, знающий, увидел это — тебя бы самого «на сучок» насадили! — перебил его Наёмник. — Башкой думай, перед тем, как чего-нибудь сделать! Такими вёслами гребни и опущенные баланду гребут, западло с ними рядом находиться — даже трогать те вещи, которые гребень трогал — западло, они зафоршмаченны!

— Так мы не на зоне, а про ложку… я не знал!

Аскет зло усмехнулся каким-то своим мыслям:

— Ты там долго не протянешь — в первый же день тебя в обиженку определят! То, что только что было — сгорело в огне, как и та петушиная ложка: ни слова никому об этом! Будем считать, что ты по незнанке совершил косяк, и поэтому предъяв от меня к тебе нет. Но, теперь ты в теме, и на незнанку больше тебе скидок не будет — ещё раз увижу, что хаваешь из дырявой посуды, или пользуешься веслом, со спиленным носом — убью! Я с чуханами, форшмаками, обиженными и вафлами, никогда рядом не был — и не буду! Ещё раз такое совершишь — вслед полетишь, за тем веслом!

* * *

Вначале я почувствовал запах, не свойственный лесу — чужеродный, неестественный. Пахло старьем — каким-то маслянистым, техническим; сгнившей ветошью, сырым цементом. Передо мною появилось мрачное, заросшее зеленью, пробивающейся сквозь трещины в бетоне — строение «ДОТа», с чёрным зевом амбразуры[44] на бетонной стене.

Зрелище было мрачным, зловещим — как склеп на старом кладбище. От этого сооружения веяло холодом и страхом. Мне стало не по себе, находиться здесь одному стало не уютно. Появилось «чувство чужого взгляда» — часто испытываемое в городе, например в метро. Ты едешь, и кожей чувствуешь, что на тебя смотрят, а обернувшись, встречаешься взглядом с незнакомкой. Я сбросил наваждение и нахлынувший страх, железным лязгом передёрнутого затвора «АКСУ». Страх исчез, на его место пришла уверенность. Я обошёл «ДОТ», увидел заваленную ветками и листьями железную ржавую дверь. Раскидав ногами лесной мусор, я дёрнул за кривую, ржавую ручку — дверь со скрипом поддалась, и отварила передо мной чёрный проход внутрь. Я достал и включил прихваченный в машине налобный диодный фонарь — китайский, достаточно яркий, и, как это ни странно, надёжный. Осветив пространство, долгие годы прибывающее во тьме, почувствовал концентрированный запах цементной сырости и гнилых тряпок, который с новой силой ударил в нос. Пройдя небольшой тамбур, я прошёл к окну — амбразуре — здесь луч фонаря осветил станок под пулемёт. Это окно я видел снаружи. Сам пулемёт отсутствовал. Под станком — техническое отверстие — для сброса отстрелянных пулемётных гильз. Осмотрев станок, я удивился — гайки были накручены на резьбу, и хорошо смазаны затвердевшим до состояния пластмассы солидолом.

— Что ж, осталось пулемёт с патронами найти! — сказал я вслух, самому себе.

Эхо голоса разнеслось по помещению, и несколько раз отозвалось где-то ниже. Значит, помещение больше, чем кажется, и уходит под землю! В полу бурым кругом от диодных лучей отсвечивал люк. Ручка легко поддалась, сам люк оказался толстым и тяжёлым, и пришлось приложить усилия, чтоб поднять его вес и преодолеть сопротивление ржавых петель. Облокотив люк на бетонную стену, свет фонаря нащупал ржавые ступени железной лестницы, уводившей под землю. Подвальной сыростью и бетоном пахло именно отсюда. Спустившись по лестнице, я увидел помещение, наподобие тамбура; под ногами было сухо, лишь в некоторых местах были лужи от капавшей с потолка воды. Несколько дверей, таких же, как снаружи. Одна поддалась, с трудом, и за ней оказалось помещение, заставленное ящиками и шкафами. Я, своим ножом, отковырнул крышку одного из них: коробочки, много коробочек. Взяв одну, маленькую и увесистую, я отогнул масляный картон. На свете фонаря заиграли отражёнными бликами головки пуль.

— Ебать — копать!

Боезапас, целый, пролежавший столько лет и не потерявший заводского блеска металл! Открыв ржавую дверку шкафа и отогнув полусгнившую вонючую масляную ветошь, китайский фонарь осветил корпус немецкого пулемёта «MG-34», под патрон «7,92х57» мм. Под пулемётом стояла коробка, в которой обнаружились два запасных затвора, затворная рама, маслёнка, ключи, два запасных ствола, и набор для чистки оружия. Тут была даже специальная перчатка, сделанная из асбестовой такни, которая служила для того, чтобы не обжечь руку, при замене перегретого интенсивной стрельбой ствола. На дне шкафа стояли металлические ящики с патронами. Открыв один из них, я обрадовался ещё сильнее: пять кусков ленты, по пятьдесят патронов в каждом. Итого 250 патронов в каждом ящике. А здесь их пять!