Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs. - [85]

Много тут оружия — наверняка, если поискать лучше, то можно найти и останки наших бойцов — чуйка подсказывает. Она у меня на такие вещи работает чётко. Судя по количеству оружия, не один человек здесь полёг. Трупы, видимо, растащило голодное лесное зверьё. Возможно, после боя на этом месте была какая-то похоронная команда… но, почему же тогда столько много оружия под ногами? Почему они не взяли и его? Нет, никакой похоронной команды тут не было! Алюминиевые ложки — с собой их солдаты везде таскали, гнутый котелок, пуговицы, патроны, патроны, патроны… в основном «гвозди» «7,62х54» от: «Максима», «ПД», «АВС-36», «СВТ-40», «Мосина», — самого популярного оружия того времени. «Маслята», или «подберёзовики» — 7,62х25 от «ТТ», «ППШ» и его модификаций. Почему подберёзовики? Да потому, что залежи патрон именно этого калибра очень часто попадаются под корневищами берёз. Это явление носит характер закономерности; встретить подобные залежи можно в разных районах, где проходили затяжные бои.

Самые целые патроны мы брали с собой, и набрали их килограмм на десять. Странно, но стреляных гильз было мало, а вот целых патронов — много. Судя по наскоро вырытым окопчикам, в начале боя, стреляли в основном по «лесному острову». Одна найденная гильза, удивившая меня, оказался калибром «20х99», от крупнокалиберного пулемёта «ШВАК»[43].

Это очень большой и тяжёлый пулемёт, правильнее называть его авиационной пушкой — ставили его в основном на самолёты. Так же «ШВАК» использовался в качестве станкового, но редко. Немцы дурели от этого изобретения советской военной промышленности, посмеивались, пока не испытали его силу на собственной шкуре. Тогда начали уважать, но удивляться этому оружию не переставали. Считалось, особой доблестью захватить это оружие в качестве трофея, поговаривали, что немецким солдатам за такой трофей присваивали железный крест без разговоров! «Значит, наши самолёты прикрывали пехоту с воздуха!» — определил я, покрутив в руках покрытую тёмной патиной, гильзу.

ДОТ

Когда мы вернулись в лагерь, до темноты оставалось пара часов. Я оставил измотанного друга девушкам, взяв с них слово, накормить уставшего кореша. Аскет с Серёгой были в лесу, и девушки несколько часов скучали в одиночестве. Они очень обрадовались, узнав, что Борис остаётся с ними. Найденный мною «ТТ» я бросил в «Ниву» — пусть ждёт возвращения. Буду дежурить ночью, посмотрю его по ближе: разберу, почищу, может, получится ещё из него сделать муляж. В крайнем случае, пойдёт на запчасти. Я почти бежал, по направлению, в котором могли быть немецкие блиндажи. Приглядываясь в тоже время к местности, прощупывая подозрительные места металлоискателем — ещё не хватало, напороться на свежую растяжку или мину Аскета. Пройдя через поляну, я зашёл в лес — кровь кипела, меня захватил азарт, который бывает у охотника, заметившего долгожданную дичь. На лес опускалась темнота, медленно и неизбежно, следовало поторапливаться — иначе могли бы возникнуть трудности с возвращением. Минут десять я почти бежал, чтобы увидеть то, из-за чего жгучее чувство азарта разрывало моё сердце.

* * *

Аскет с Серёгой вернулись в лагерь. Уставшие, молчаливые, они уселись у костра. Алёна протянула им по одноразовой, пластиковой тарелке с парящим рисом. Темнело. Их лица освещал прыгающий свет костра. Борис, чуть покачиваясь из стороны в сторону, лениво ковырялся в своей тарелке ложкой, не обращая никакого внимания на прибывших товарищей. Света сидела рядом с Левинцем, и пила чай из закопченной кружки.

— Симак где? — спросил Аскет.

— Ушёл; — ответила Алёна.

— Куда?

— Что-то искать, сказал, что скоро вернется!

Серёга отставил тарелку с едой в сторону:

— Куда он ушёл, мы же всё заминировали! Он же не знает, где находятся проходы!

— В какую сторону он пошёл? — строго спросил Аскет.

Алёна указала рукой.

— У нас там сигналки. Будем надеяться, что он их обойдет — сингалок у нас мало!

— А Симак у нас один! — сказала Алёна. — Не о своих «сигналках» думать надо, а о человеке, который может подорваться на твоей мине!

— Кипишь не поднимай! Твоё дело баланду мешать — с остальным мы без тебя разберёмся! — грубо ответил Аскет.

Алёна несколько секунд сверлила гневным взглядом безразличного Наёмника, затем без слов ушла в палатку. Света растеряно оглядела собравшихся, и последовала за подругой, неуклюже толкнув опустевшую, стоявшую на бревне кружку, которая с грохотом покатилась по земле. Серёга тоже встал, и скрылся в сумраке лагеря — пошёл успокаивать девушек. Аскет остался наедине с Левинцем, который продолжал невозмутимо есть, будто бы всё происходящее вокруг его не касалось. Аскет резко подпрыгнул — грубый армейский ботинок, на лакированной поверхности которого вспышкой отразился огонь, — просвистел в сантиметре от носа Левинца — его ложка вылетела из рук, будто бы в неё попала пуля. Сама ложка устремилась в костёр, из которого тут же вырвался всполох искр, устремившийся в чёрное, ночное небо. Борис привстал, его глаза округлились, казалось, он протрезвел — взгляд излучал осмысленность, растерянность, испуг:

— Ты чего… творишь? — неуверенно спросил он.