Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs. - [48]

* * *

— А ну, заткнулись там, сучьи выблядки! — раздался грубый голос из-за такой же грубой, стальной двери. — Ещё раз свой вафлоприёмник раскроешь, последних зубов лишишься! — сурово пообещал скрытый за дверью надзиратель.

Несмотря ни на что, Була уснул. Ему снился отец. Он стоял над сыном, склонившись, и казался ему таким высоким и стройным, словно молодая сосна.

— Ты даже не знаешь, — говорил он ему, — Что вот уж год как меня нет на земле!

Он смотрел на сына с укором, сердито и в тоже время глубокая грусть таилась в его усталом взгляде.

— Ты слеп и глух, тебя ослепил блеск золота, и оглушил звон монет. Твою душу, — словно металл ржавчина, — разъела гордыня, и теперь у тебя гнилая и слабая душа — ты уже ей не хозяин! Бог долго терпел тебя на земле, давая шанс исправить твою жизнь, но ты не видел и не слышал и самого Бога, настало время, и Его терпение к тебе иссякло! Зачем ты убивал беззащитных, зачем ты променял жизнь и совесть на чужие деньги? Вот и всё, сын мой, вот и всё! — он слегка прицокивал языком, и качал головой, сокрушенно глядя на сына.

А Була не мог говорить, он многое хотел сказать, но неведомая сила сковала его губы, и он не в силах был их разжать. Он проснулся. Было темно, где-то рядом капала вода. Слышно эхо чьих-то шагов в коридоре — наверное, надзиратель прислушивается к новым постояльцам своей «гостиницы». Сивый не спал. Он напряженно сопел сломанным носом, думая о чём-то своём. У него тоже есть отец, есть, наверное, и мать, и любимая девушка. Видимо именно их образ и тревожит его душу в эту минуту. Иногда он сплёвывает, и плевок звонко плюхается в большую вонючую лужу на полу. Иногда он засовывает палец своей почерневшей руки себе в рот, будто бы пытаясь нащупать своим пальцем выбитые сегодня зубы. Потом он начинал так же, не открывая глаз, ощупывать опухшее и затёкшее от побоев лицо. Нет, Сивый ещё не понял, что эта ночь, скорее всего, последняя в их с подельником жизнях. Зубы Костылю больше не пригодятся — так же, как и ему самому… Не видимая глазом, но ощущаемая духом тень чего-то неудержимо стремительного, не осязаемого, затмила пленников в маленькой, заплёванной и сырой камере. И Була знал — это тень самой смерти: именно она пришла за ними, и теперь она ждёт, когда две новые души оставят свои тела. Она караулит их так, как шакал караулит раненное и выбившееся из сил хищное и всё ещё опасное животное, в ожидании, когда мускулистое тело покинут последние силы…

Возмездие

— Так что случилось, Серёга? — спрашивал я, всё еще никак не проснувшись.

— Случилось! — отвечал тот. — Мы поймали ещё двух «собак», которые шли по вашему следу! — «мы» он сказал с нескрываемой гордостью, уверенностью.

Серёга был в той же форме, что и ночью, но уже без красной повязки на плече.

— Давай, пошли, тебя господин полковник зовёт! Он хочет, чтобы ты лично убил этих мразей.

— Каких мразей? — никак не мог въехать я в тему разговора.

— Утром наши люди задержали в лесу джип, с двумя «торпедами». Мы не стали мешать вашему с полковником разговору, и сами допросили этих людей. Их определили в «Гестапо», где из них с самого утра выбивали дурь. Они рассказали что им приказали забрать двух парней на девятке, после того как «торпеды» ушатают тебя и возьмут живьем Левинца. Они ехали за «девяткой», и слышали стрельбу в лесу. Затем они решили пересидеть, для надёжности, дождаться утра. Им толком не удалось ничего разнюхать про наш гарнизон, и они не успели доложить своему «бугру» о том, что у нас тут целая армия! На допросе они рассказали всё! — с каким-то злорадством, продолжил Серёга, — Ты не поверишь, но твою девушку, ну это… — он замялся, радостная улыбка спала с его лица. — В общем, они это… один из них! Второй твою хату грабил. Вытащили комп — всё остальное спалил. Так же у них комп Бориса — они знают, куда и зачем вы едите, они будут вас искать. Их босса зовут Крап, он знает ваш маршрут, и хочет лично своими руками рассчитаться за смерть какого-то своего родственника с Левинцом. Но они ещё не поняли, кто их задержал, и где они находятся! Хотя один из них, уже смекнул, что живыми им отсюда не выйти!

— Пойдём! — твёрдо сказал я.

Мы шли, по коридору, вышли на улицу, перед крыльцом штаба стоял квадрацикл. Ком в горле снова дал о себе знать, стало трудно дышать.

— Где Борис? — спросил я.

— Он уже там; — ответил Серёга, сев за руль, завёл маленький вездеход, и кивком головы пригласил меня сесть на заднее сидение.

Я сел, квадрацикл резко сорвался с места. Проехав по тесным улочкам Гранитного, мы уткнулись в ворота. Из небольшого помещения выбежал лысый солдатик с винтовкой на плече, открыл нам ворота. Минут десять мы ехали по лабиринтам лесных троп, пока наконец, не выехали на большую поляну, в центре которой стоял джип, знакомый «УАЗ», и толпа людей, среди которой был Борис и Фриц. Люди, собравшиеся на этой поляне, были в форме, почти у всех я увидел оружие. Серёга лихо подъехал и затормозил рядом с кругом. Я спрыгнул с квадра, подошёл к толпе. Борис что-то злобно кричал, размашисто жестикулируя руками и тем самым распаляя толпу, от которой уже исходили невидимые волны агрессии и злобы по отношению к пленникам. По его красному лицу, по неестественно матерной разгорячённой речи я понял — он пьян. Фриц стоял молча, заведя руки за спину, с призрением разглядывая сильно избитых и бледных мужиков. Он посмотрел на меня, и молча протянул мне рукоятью вперёд хромированный «ПМ». Слегка помедлив, я взял оружие из его рук, взгляд на секунду задержался на блестящем хроме, в искажённом зеркальном отражении которого отображалось моё лицо. Прохладная рукоять удобно легла в ладонь, указательный палец как-то самостоятельно проник в защитную спусковую скобу, и лёг на прохладный металл спускового крюка.