Бумеранг - [54]

— В контратаку? — удивился я.

Маклеод иронически улыбнулся.

— Естественный вопрос… Тут дело вот в чем: что в Австралии разрешается белым, очень редко дозволяется чернокожим. Оказалось, есть старый закон, который запрещает аборигенам без разрешения управления бастовать или оставлять работу. Прежде этот закон не приходилось применять, «цветные» рабочие всегда мирились со своим подневольным положением. А тут его вытащили на свет и немедленно приговорили тринадцать руководителей к крупному штрафу. Заплатить им, разумеется, было нечем, пришлось надолго сесть в тюрьму. Мне вменили в вину подстрекательство аборигенов на забастовку, приговорили к штрафу — девяносто семь фунтов десять шиллингов. Однако аборигены единодушно решили продолжать забастовку. Посадить всех — выгоды мало, и скваттеры избрали тактику измора, дескать, голод и лишения заставят рабочих вернуться.

Забастовщикам и впрямь скоро стало тяжело. Запасы оловянной руды истощались, не одна семья познала голод. В лагере, где жили забастовщики, распространились из-за плохого быта всякие болезни. Несколько человек нашли месторождения золота и вольфрама, но есть закон, запрещающий аборигенам владеть землей и недрами, и заявки на месторождения были поданы белыми. Я умолял управление сделать что-нибудь для бедняг, но, хотя оно обязано помогать всем нуждающимся аборигенам, тут про закон забыли! Я писал в правительство, влиятельным деятелям, в разные общества и получал только уклончивые ответы — если мне вообще отвечали. Все явно сговорились принудить строптивых аборигенов вернуться на работу — иначе не исключено, что и в других частях страны последуют их примеру.

Однажды из Перта приехал по собственному почину один видный церковный деятель. Он хотел сам ознакомиться с положением. Я отвез его в лагерь бастующих, там уже несколько человек умерли от истощения. Вдруг появляется полицейский — он явно все время следил за нами — и забирает священника, меня и двоих аборигенов, сидевших в моей машине. Власти откопали еще несколько позабытых законов: запрещение белым посещать лагеря аборигенов и без особого разрешения перевозить «цветных» с одного места на другое. Священника приговорили к штрафу — десять фунтов. А мне дали три месяца тюрьмы, ведь я теперь считался рецидивистом. Аборигенов, которых я подвез, тоже бросили в тюрьму. Мы обратились в верховный суд. Священника освободили, а мне пришлось отсидеть срок. Когда я вышел на волю, за мной следили так строго, что я ничего не мог сделать для забастовщиков. По истечении года некоторые из них сдались, возвратились на работу. Правда, им обещали повысить жалованье, как они требовали. Постепенно и другие последовали их примеру, и еще через год на месторождениях оставалась лишь горстка людей. Фактически забастовка кончилась.

Маклеод сделал паузу. Встав со стула, он пересел на кровать; очень разумный шаг, если учесть, что стул угрожающе скрипел под его тяжестью. Я пытался представить себе, каково жилось обитателям лагеря забастовщиков, но Маклеод прервал мои размышления:

— Я уже оставил все надежды чего-либо добиться для аборигенов, но тут положение изменилось. Арест священника встревожил церковные круги, они поняли, что нужна какая-то перемена. Конечно, забастовки их не устраивали, и они стали требовать отмены или пересмотра устаревших законов. Ко всеобщему удивлению, сторонники реформ победили в парламенте в конце 1949 года. Как только я узнал, что могу жить среди аборигенов, не опасаясь тюрьмы, я начал обучать немногих оставшихся на разработках, как лучше добывать олово и другие металлы.

Сначала нас было человек двадцать пять, через год стало двести, а в 1951 году уже четыреста. Шли к нам главным образом бывшие забастовщики с семьями, потом стали приходить другие. В конце концов из восьмисот аборигенов района шестьсот шестьдесят три стали членами нашей группы. Чтобы получить законное право вести переговоры от их имени, я организовал паевое товарищество. Все решения принимались после общего обсуждения голосованием, правление в составе четырех человек проводило их в жизнь. Жалованья не платили никому, но все рабочие и их семьи получали здоровую сытную пищу, бесплатное медицинское обслуживание, два раза в год выдавалась новая одежда. Половину прибыли расходовали на покупку горнорудного снаряжения и новые заявки, вторая половина шла на улучшение наших условий. Наконец-то плоды труда аборигенов доставались им самим! Работали они живо, с огоньком, к началу 1953 года мы закупили машин на пятнадцать тысяч фунтов и три овцефермы общей стоимостью двадцать пять тысяч фунтов.

— Замечательно! — воскликнул я.

— Увы, чересчур замечательно… — ответил Маклеод. — Общественное мнение опять обратилось против меня. Скваттеры меня ненавидели за то, что я отнимал у них рабочих. Купцы были недовольны тем, что мы устроили собственные лавки и закупали все необходимое прямо у поставщиков или оптовиков. Владельцы приисков считали наше предприятие проявлением нелояльной конкуренции. Миссионеры корили меня тем, что от них уходят прихожане. Чиновники Управления по делам аборигенов, относились ко мне критически, даже враждебно, после того как я прямо высказал им, что о них думаю. И все старались найти против меня ту или иную юридическую зацепку. В каких только преступлениях меня не обвиняли. Приходилось нанимать адвокатов, подолгу торчать в Перте.