Бульварный роман. Исповедь алкоголика - [6]

Устюжские страдания или Симплегады [14]

I

Где на узком брежку меж хрустальных горошков две невесты стояло

Где за солью жемчужной взгляд в рожь уплывал, веер весел раскинув,

Горько-алое море вина в хрустале побережий бокала,

Ароматная красная рябь: ты – олицетворенье пучины…

II

Пью и бью хрустальные замки полужизни своей, как хрустальные рюмки.

После буду беспечен, безумен

В серебре этих утренних в досках щелей,

Под горячей росой лоб все мучает думки.

III

Паучки, как ловцы ветряных окуней,

Бродят небом, и назло цыганам забились кобылы

В твердь по голени, дерн пронизав.

Солнце опять выйти из хлябей забыло.

IV

Снова налил тебя, падаль рухнувшего винограда.

Что ж вы, дали, меня так уняли, что ж так-то? Дыханье

С корнем вырвано из-под камней. У висков – разошлись Симплегады.

Я смешок подавил. Я молчу на большом расстоянье.

V

Все вокруг мне смердит. Вздымают мечи смерченосные асы,

Ой, рубают, в капусту секут – глаз моих виноградное мясо!

Разбиваются замки с хрустальным осколочным звоном,

Замки жизни пустой на лугу. На зеленом.

Рушит Солнышко лебедь на скатерти белой (неба).

Алая скатерть (заката) пала,

А я пирую:

Я хлеба кусок отщипнул – небожитель.

Чесночинки церквей покатились под ноги небесных коней,

И они на дыбах, словно клодтовы – лишь хлещут крови

                                                           из крыльев ручьи, те,

Что рождают безумные слухи о некогда бывших стихах!

VI

Дети ветропрекрасных лавин, мы, алмазною пылью покрыты,

Веселее идем,

Звезд вращение сходится в ком.

Острова васильков в чистом поле на части разбиты,

И кузнечик грохочет, и молния с оборотных колен

Отрывается, словно рука промелькнула с прожилками вен.

VII

Отрастите огонь! На ночную свободу огонь отпустите!

Пусть – натешится ночью он в танце безумном, сыром,

Зоревую звезду согревая и теша трещаньем,

И на веки останется ветки раскинувшим страшным кустом.

Мы плывем

И бушует эхо цикады,

В среднем ухе дробясь.

Белый голубь взлетает с оставленным между невест пером

Ушли от висков Симплегады.

С 1983 – грузчик на заводе «Картонтоль», потом, потом сторож Лиговского проспекта слева, если от вокзала, на Ленбуммаше и проч. До1998 г. Женился на художнице в 1985 г. Сочинял то стихи, то песни, то пьесы, ставил, играл. Это был кусочек андеграунда.

Вместо точки

Мои стихи прожгли дыру в бумаге;

Пошел огонь от строчки отползать —

Сквозь дырочки – где препинанья знаки,

В лицо мне смотрят жгучие глаза;

Тушу я все суровой влажной строчкой,

Но поздно (весь охвачен вмиг огнем),

И, став каким-то огненным кустом:

Не в силах вовсе стал я ставить точку…

Север

Памяти крестной

I

Скрещение теней березовое – на покос,

Я – вечера кус – фиолетовым веком – прикрою,

Погост у воды… Взносит Вычегда пену волною

Чтоб нежился слух. Ведь со Слова же Всё началось

II

И кончится. Солнце укатится в реку… Чертя

Стихи у воды… в небе… ласточка луч воспевает.

Чу. Тонкозвучащая на юге туманном звезда

И песня о том, как она – чтоб упасть – доспевает.

Какие ливанские кедры! Березы ужасной длины.

Над пихтовой рощею коршун. Вкруг тишь над водой: меловая.

Изгибы песка – что старухи морщины – влажны.

Но девчонкой мчится от катера к гальке волна, как живая.

Куренье волос белокурых над дымчатым теменем,

Застыл у излучины всплеск: поцелуй, разлученный со временем.

Переживания над Вычегдой

I

За небесной фольгою – сетчаткой болезненно-тонкой—

Время-змейка свилось – обожгло меня. В сердце. Ребенка.

И, расплавленной брызжа слюдой, рыбы тени на небо бросают

В мертвый облачный город над церквью-картонкой.

Замуж хочется дереву.

II

Корни берез над водой и над брегом размытым свисают.

Не привык печататься. В 1998 г. ушел из сторожей в детдом к сиротам – пытался сделать театральную школу.

Наташеньке

I

Когда-то в глазах твоих – на берегу —

Гуляли олени с густыми рогами,

Ресницы хрустели у них под ногами;

И щеки краснели (от пламени губ).

Да. Грелись на солнце олени твои:

Когда ты, смеясь, открывала ресницы,

А вечером дружно жевали бруснику:

Веселую ягоду, славную ягоду,

Красную. Круглую ягоду.

II

Когда же ты плакала (в солнечный день),

Тянули ко мне свои мокрые морды

И душу мою собирали до крошки;

До скошенной травки. До белой ромашки,

До черной земли.

Ангел

I

Скажи мне, Ангел мой Хранитель:

Со мною ты на свете стал?

А если нет? Кого ты видел,

Кого в пути оберегал?

Я пьяный. С головой скудельной.

Грешник. Но проклинаю ад.

А жизнью утомлен предельно.

Скажи, ты был здесь, века назад

Всех уберег ли? Всех сберег ли?

Все души отдал на покой?

Скажи?

Как я – такие были рохли?

Иди со мною, дорогой.

По луже лжи

II

Кораблик маленький. Бумажный.

Всегда короткою весной

Свой совершает путь сермяжный;

Но шелестит:

«Следи за мной».

Через два года все потерял и уехал в Москву.

Ветхозаветная мелодия

Ю. В.

I

Мне утро мира видно из окна:

Недавнее – то время… След песочный

Заносит ветром. Ни Завет непрочный,

Ни чаша горя не пригублена.

II

Чу. Девочкин печальный голосок

По именам Архангелов скликает.

Мука Исхода – сахарный песок

Барханы посыпает.

III

Бессоницами избранный народ

Одну зарю который год встречает.

Безветрие. Туман. Круговорот

И холод. Лилия венец роняет

IV

Под солнце. Продлевается Исход

До дней простых, когда из рта парком

Пустынь безветрие шепнет: «Шолом».