Бульвар - [53]
Мы выпили еще, и сильно пьяному, — ибо чуть передвигал по земле ноги — я помог Вове дойти до дома.
— Ты в отпуске? — уточнил он, когда я собрался уходить.
— Уже вторую неделю, — ответил я.
— Заходи завтра, — попросил Вова. — Мне приятно с тобой разговаривать. Здесь не с кем умным словом переброситься. Одни алкаши.
— Зайду, — улыбнулся я. — Обязательно зайду.
— И вот еще что: ты Виолетту приласкай... Она согласна.
— Откуда ты знаешь? Она же тебе ничего не говорила.
— А мне и не надо говорить. Я же видел, как она на тебя смотрела.
А ты к ней... действительно без всяких чувств?
— Да брось ты, какие там чувства?! Если только иногда попрошу за грудь подержаться. А этим всем козлам, что за ней стелются, ты так сопли утрешь, что заикают от злости, — и Вовины глаза блеснули каким-то недобрым огоньком.
***
На следующий день мы опять сидели с Вовой за рюмкой. Теперь в доме. В нем было подметено и убрано и, как мне показалось, пол был даже вымыт. Кровати застелены, диван прикрыт темно-зеленым покрывалом.
— Виолетта с утра постаралась,— объяснил Вова. — Вчерашние слюнтяи приходили — никого не пустила, — потирая руки, радовался он.
— А где она сейчас? — поинтересовался я.
— На ферме. После работы обещала зайти.
В этот раз, направляясь к Вове, я взял сразу бутылки, чтобы не бегать туда-сюда. Еще прихватил пачку печенья, банку сардин в масле, триста граммов колбасы.
Никакого хозяйства Вова не держал и, естественно, ничего своего не имел. И, как я понял, случайная закуска и была его едой.
Помню, раньше, года два назад, он разводил кроликов. Но поскольку постоянно ходил пьяным, часто забывал их кормить, и выжить они не смогли; одни сдохли, другие каким-то образом смогли убежать, а может, разворовали, точно Вова и сам не знал. Но не очень огорчался по этому поводу. Нет животных— и забот никаких. Как-нибудь переживется.
— И птица живет, и волк живет, и лось живет, ибо все — дети природы. А я кто? Тоже ее дитя! Значит, и мне что-нибудь перепадет. Буду жить, сколько Бог определил, — весело насмехался над собой Вова, отвечая на мой вопрос, что он ест, не имея никакого хозяйства.
С улицы постучали в двери, которые я по просьбе Вовы закрыл на засов: «Чтобы не сунулась никакая «халява», — объяснил Вова.
И вот халява тут как тут. Вначале стук был осторожный и тихий, потом становился все более сильным и требовательным. Наконец прозвучал наглый голос:
— Открывай! Я же знаю, что ты не спишь.
И дверь опять застонала под грохотом. Били, похоже, ногой.
— Басота, падла, — зло прошептал Вова. — Вечный халявщик. На Виолетту виды имеет, а та ему — от ворот поворот. Один раз, напившись, так запал на нее, что Виолетта не выдержала и говорит: хорошо, дам, только посмотреть, будешь? Буду — говорит. Чуть глаза не повылазили. Даже слюна текла. И теперь, как смола: дай хоть посмотреть, дай хоть посмотреть...
— Он все еще холостяк? — поинтересовался я.
— Бобыль! — махнул рукой Вова. — Хоть уже за тридцать перевалило.
Двери опять отозвались стуком. Вова не выдержал, закричал:
— Пошел ты на х.., урод! Выйду — лоб клюкой проломлю!
За дверью на какое-то время наступила тишина, потом тихий, угодливый голос попросил:
— Вовка, пусти. Я же знаю, что артист у тебя, и вы пьете. А у меня в груди жжет все, жить не хочется.
— Ну и сдыхай! — отрезал Вова. — Может, людям без тебя легче станет.
Через минуту Басота — кличка у него такая, а зовут, если не ошибаюсь, Даниилом — жалостливо завопил:
— Жестокий ты, Вова, нет у тебя сочувствия к больному человеку...
— Нет и не будет! Иди-иди, — горячился Вова.
— Анатольевич, — поменял тактику Басота, обращаясь ко мне, — налей полстаканчика, и я пойду. Спаси Божью душу.
Я вопросительно посмотрел на Вову и, поняв мой взгляд, тот коротко ответил:
— Обойдется, не хлеба просит! — и громко бросил Басоте: — Пошел вон, козел!
За дверью Басота чуть не простонал:
— Ну хорошо, посмотрим еще... Придет время, может, придется вам у меня просить.
Через окно мы видели, как Басота вышел на улицу и, бросив мучительный взгляд на окно, за которым мы сидели, медленно потянулся в сторону магазина.
— Все они с одной мыслью сюда идут — выпить, — глядя через окно на пустую улицу, говорил Вова. — Ничего другого за душой: ни Бога, ни черта. Да простые, самые обычные человеческие чувства — сочувствие, дружбу — забыли, утопили в этом сивушном дурмане.
— Да и ты же в него нырнул не слабо, — не без горечи осторожно заметил я.
— Не слабо, — спокойно, безо всяких эмоций и как мне показалось, немного мечтательно, повторил за мной Вова. — И не хочу выныривать оттуда. Мне хорошо в этом заплыве: спокойно, тихо и никакие копья не нужно ломать, сражаясь с воздушными мельницами.
Уже знакомое чувство, которое возникло во мне вчера, когда мы сидели в парке перед церковью, от теперешних Вовиных слов, опять облило волной испуга и растерянности... Будто знаком нового предупреждения прозвучало оно. Каким-то непонятным образом эти слова отозвались во мне холодной отрешенностью, смирением и безразличием ко всему живому и деятельному, приторным бальзамом отравляя мой живой — и очень хотелось бы верить! — пока еще чувствительный нерв.
Достигнув эмоциональной зрелости, Кармен знакомится с красивой, уверенной в себе девушкой. Но под видом благосклонности и нежности встречает манипуляции и жестокость. С трудом разорвав обременительные отношения, она находит отголоски личного травматического опыта в истории квир-женщин. Одна из ярких представительниц современной прозы, в романе «Дом иллюзий» Мачадо обращается к существующим и новым литературным жанрам – ужасам, машине времени, нуару, волшебной сказке, метафоре, воплощенной мечте – чтобы открыто говорить о домашнем насилии и женщине, которой когда-то была. На русском языке публикуется впервые.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Признанная королева мира моды — главный редактор журнала «Глянец» и симпатичная дама за сорок Имоджин Тейт возвращается на работу после долгой болезни. Но ее престол занят, а прославленный журнал превратился в приложение к сайту, которым заправляет юная Ева Мортон — бывшая помощница Имоджин, а ныне амбициозная выпускница Гарварда. Самоуверенная, тщеславная и жесткая, она превращает редакцию в конвейер по производству «контента». В этом мире для Имоджин, кажется, нет места, но «седовласка» сдаваться без борьбы не намерена! Стильный и ироничный роман, написанный профессионалами мира моды и журналистики, завоевал признание во многих странах.
Россия, наши дни. С началом пандемии в тихом провинциальном Шахтинске создается партия антиваксеров, которая завладевает умами горожан и успешно противостоит массовой вакцинации. Но главный редактор местной газеты Бабушкин придумывает, как переломить ситуацию, и антиваксеры стремительно начинают терять свое влияние. В ответ руководство партии решает отомстить редактору, и он погибает в ходе операции отмщения. А оказавшийся случайно в центре событий незадачливый убийца Бабушкина, безработный пьяница Олег Кузнецов, тоже должен умереть.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.