Бульвар - [55]

Когда допивали третью бутылку, Вова совсем опьянел. Мы с Виолеттой сняли с него телогрейку стянули сапоги, помогли лечь в кровать, накрыли одеялом. Он все время что-то бормотал, но я ничего понять не мог. Только отдельные слова: «Матрос... не нужно... ты друг... люблю...». И захрапел.

Мы вышли на кухню, Виолетта закурила. Курил когда-то и я, но уже лет десять как бросил и, слава Богу, тяги к этой не лучшей человеческой привычке больше не испытывал.

Время, пока дымилась сигарета, было минутами нашего внутреннего приспосабливания друг к дру­гу, моментом безмолвной проверки наших чувств на взаимность.

Виолетта решилась первой: обняла меня за шею, щекой прижалась к моей щеке. Я ответил взаимнос­тью, обняв ее за талию и сильно прижав к себе. Мы поцеловались. Чувствуя мой горячий, нетерпели­вый порыв, Виолетта, взволнованно дыша, попро­сила:

— Может, не надо теперь — вечером...

— Когда вечером? — шепнул я ей на ухо.

— Сразу после работы. У меня еще вечерняя дой­ка, — волновалась Виолетта.

Я не хотел отступать и добивался своего.

— Вечером будет вечером. А теперь день, и у него свое право на утеху.

— Я и сама хочу... Но вечером, вечером, — не слишком настойчиво защищалась Виолетта. — И домой еще нужно забежать, дочь посмотреть — как она там?

Последнее, насчет дочки, меня сразу остудило и я, немного удивленный, поинтересовался:

— У тебя есть дочь?

— Была замужем.

— Почему была?

— Потому что развелась.

— Сколько ей?

— Семь. В этом году в школу пойдет, — Виолетта чмокнула меня в щеку и, ласково взглянув на меня с порога светло-зелеными глазами, заверила: — Я обязательно приду. Часов в одиннадцать жди, — и исчезла за дверью.

Вова спал мертвым сном.

Я тоже пошел домой. По дороге зашел в мага­зин, купил три бутылки хорошего виноградного вина — лучшего, которое было — молдавскую «Кадарку».

Стрелки часов показывали шестнадцать часов. До прихода Виолетты оставалась уйма времени.

Какое-то время я лениво валялся в кровати, без всяких мыслей и желаний, только иногда вспоми­ная о нашей сегодняшней встрече с Виолеттой. За­хотелось сходить на Неман окунуться, но жара еще не спала. Решил отложить на попозже. Достал из сумки роль «Полочанки» — первый раз за две неде­ли — начал просматривать, некоторые сцены даже проигрывать для себя. Вспоминал лучшее, что уда­лось в последнем прогоне перед отпуском и что не совсем получилось, как нужно было, читал замеча­ния, сделанные Андроном. Их я записывал в отде­льный блокнот, который тоже раскрыл и начал про­сматривать. Время, что прошло после последнего прогона, а это почти три недели, сделало более яс­ным и точным реальное осознание результата на­шей работы. В напряженной замороченностм пос­леднего дня все мы, кто был занят в спектакле, не могли с нужным вниманием относиться к замечаниям Андрона, понять их. Мы были очень уставшими и глухими к любой информации относительно спектакля, которую своими замечаниями пытался донести до нас Андрон. И, понимая, что эти ценные слова, сказанные режиссером, в одно ухо влетят и из другого вылетят, даже маленьким следочком не оставшись в памяти, я записывал их. И выработал такую привычку записывать всегда, каждого режис­сера, с которыми приходилось работать. Не помню кто сказал: «Тупой карандаш лучше самой острой памяти». Смысл этих слов полностью соответство­вал моей необходимости. И я использовал его при каждом случае.

И вот теперь, через определенное время, когда я читал замечания Андрона, мне многое становилось понятным в моих промахах на последнем прогоне. Правда, понимать — это одно, а сыграть и получить желанный результат — совсем другое. Между мыс­лью и ее реализацией — космос. На пути от одного к другому и боль, и муки, и слезы, и отчаяние... И сов­сем не редкость в актерской профессии, когда мысль так и остается только мыслью.

В дверь постучали, я разрешил войти, и порог пе­реступила Валя. Покрасневшее лицо и то, как часто она дышала, выдавали волнение и возбужденность ее состояния. Даже забыв поздороваться, она сооб­щила:

— Сегодня на ночь Леша поедет к родителям. Это сорок километров отсюда. Приходи в полночь, — и уже хотела убегать, но я ее остановил.

— Подожди... Я не могу.

— Почему? — удивленно спросила она.

Нужно было что-то придумать, но я не находил ничего важного. Ну не говорить же ей правду, что именно сегодня я жду Виолетту.

Пауза, которая возникла, еще большим разо­чарованием отразилась на Валином лице. А я на­пряженно перебирал в голове варианты, подбирая единственный, который мог бы стать подходящим оправданием. И, как мне показалось, нашел: мы договорились с братом сегодня поехать на рыбалку (брат с семьей отдыхал в соседней деревне у тещи). У его жены послезавтра день рож­дения, так хотим немного рыбы наловить.

Валя совсем расстроилась и, вздохнув, со слабой улыбкой на лице тихо пролепетала:

— Жаль... Очень жаль.

— Я понимаю. Мне и самому хотелось бы прий­ти... Но не могу отказать брату. Все подготовлено к рыбалке, — заливал я враньем Валины уши. — Но если хочешь — давай теперь... — предложил я и даже предпринял попытку обнять ее.

— Нет-нет! — отстранилась Валя. — Соседи виде­ли, как я заходила к тебе, слухи пойдут, если задер­жусь, — и более оптимистично добавила: — Найдем еще время, обязательно найдем! — и поцеловала, прикусив мне нижнюю губу.