Бульвар - [13]
— Чего бежишь от нас? — схватил меня за руку милиционер.
— Во-первых, с вами встречаться нет никакого желания. Во-вторых, у меня вечерний моцион.
— За что мужика в арке бил? — открытый вопрос милиционера.
Елки-палки! Ну не рассказывать же ментам ту гнусность, которая произошла в троллейбусе?! Да и кто поверит, когда ни одного свидетеля. А ментам главное свидетель. Ау-у-у! Где вы, обиженные и оскорбленные? Молчание. Вот и доказывай, что ты не верблюд.
— Никого я не бил и никого не видел. У меня вечерняя прогулка, и я бегаю. Или нельзя? Может, указ какой вышел о запрещении вечернего бега? Так просветите меня. Я гражданин законопослушный и буду только ходить.
— Веселый говорун, образованный, — саркастически заметил милиционер. — Садитесь в машину, — уже на «вы» обращаясь ко мне, сказал он.
— Зачем? — уточнил я, и мне стало немного не по себе. Не раз приходилось подъезжать на таких бесплатных авто. И чего это стоит, хорошо знаю. — Ну, правда, зачем? — не унимался я.
— Экскурсию для вас проведем, — коротко объяснил милиционер.
Чтобы не будить спящую собаку (милиционер не выпускал меня из поля своего зрения), я безо всякого энтузиазма впихнулся на заднее сиденье машины.
— Поехали, — дал команду милиционер водителю.
— Куда? — уточнил водитель.
— В арку. Поищем другого...
«Уазик» развернулся и на скорости помчался к арке. Я молился, чтобы там никого не было.
В темноте арки, на асфальте, милиционеры нашли шапку и шарфик.
— Что на это скажете? — спросили меня.
— Ничего не скажу, я не сыщик. Если только одно — выкинул кто-то или потерял.
— Посмотрим. Поехали вдоль улицы, — распорядился милиционер. — Думаю, другой будет там.
Машина выехала на улицу и медленно покатилась вдоль нее. Милиционеры внимательно всматривались в прохожих на тротуаре. Я снова молился. И в какой-то момент заметил своего обиженного: узнал по джинсовой куртке. Засунув руки в карманы, быстрым шагом, немного наклонившись, он куда-то целенаправленно шел.
Я весь напрягся.
Мы проехали мимо: милиционеры не заметили его. Мне сразу стало легче.
Подъехали к перекрестку, где обычно я выхожу, чтобы пересесть на другой транспорт.
Я сказал:
— Моя улица. Здесь недалеко я живу.
— Где? — уточнил милиционер.
— На бульваре.
— Остановись, — скомандовал милиционер.
«Уазик» остановился.
— Ну что ж, выходите и считайте, что вам повезло. Бегайте и дальше. Указа насчет запрещения бега пока нет. Стране нужны здоровые люди. Больных только Бог любит.
***
Весна закипала песнями птиц и шумом детских голосов. Они будто соревновались звонкости, не желая уступать друг другу. Но это было не то глупое упрямство двух оппонентов, которых иногда сводит жизнь, порой непонятно для чего. Если только для того, чтобы просто свести, чтоб чубы трещали, а потом — смехом все оскорбить да поиздеваться над дураками. Тут уже ограниченность какая-то, критическая черта, за которой может наступить бог знает что... Ведь в дурости нет сердца и светлой радости, только животный инстинкт.
А это никем не контролируемое весеннее бешенство птиц и детей хоть и не отмечено в календаре красным, но настоящий праздник. О, куда там до него другим праздникам, которые празднуют взрослые, делая дома богатый стол и надевая на себя все самое лучшее. Куда там?! Даже близкого подобия нет. Разве можно сравнить полет духа с земным и реальным, пусть даже утонченным.
Где тут птичьи песни, а где детские голоса — уже не разберешь: единое, нераздельное что-то — великий Божий хор, который поет хвалу жизни.
А еще — океан синего неба, айсберг красного солнца. А под ними — место для всех, не обозначенное никакими границами и запретами.
Они, эти большие вольные творцы — птицы и дети — живут сегодня: в этот час, в эту минуту. Никакое светлое завтра их не привлекает. «Завтра», «светлое» — что это такое? Разве может быть нечто большее, чем сегодня? Сегодня распирает грудь от радости и доброты, от нестерпимого желания успеть все осуществить. Сегодня! И только огорчает то, что нужно будет идти спать — ведь ночь впереди. Но в душе, как вулкан, полыхает желание: быстрей бы она прошла, ненавистная, чтобы опять проснуться сегодня.
Мне захотелось вплести свой голос в эту непридуманную, никем не срежиссированную суету, в это гениальное безумство. Пробужденное духом того далекого, давно минувшего, которое свое гнездышко в сердце никогда не покидает до последней искорки сознания, даже засаднило мне — засвистеть, закричать, закукарекать, залаять, заквакать... Поспорить с кем-нибудь, доказывая что-то важное и обязательное, как, например: этот камень не камень, а большой грузовой автомобиль, который может перевезти целый дом; а этот кусок доски — боевой вертолет, который как хочешь летает и везде садится... и про все, про все забыть, без остатка, занавесив сознание своей серой зрелости вечно озабоченного мудака обратным полетом в розовое время...
И вот уже серьезный и озабоченный своей взрослой серостью мудак — далекий маленький мальчик: счастливый, радостный, легкий; рядом с ним молодые мать и отец, такие же, как он, маленькие, хоть и немного старше, два брата и сестра. И бесконечность неба и солнца, воздуха и воды...
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.