Булгаков - [11]

Качалов падает перед Эрдманом на колени.

Качалов. Николай! Ну что мне сказать?! (Поднимается. Отводит Эрдмана в сторону. Шепотом). Я же ничего не знал! Я не хотел! Да знай я, что так получится, язык бы себе отрезал! (Снова на коленях).

Эрдман. Знаю, Василий, знаю. Встань, прошу тебя.

Качалов. Я искал тебя. Хотел хоть как-то…

Эрдман. Знаю, знаю, встань!

Качалов. Был у твоей жены, но она не захотела со мной разговаривать. За дверь вышвырнула.

Эрдман. Да встань же, пожалуйста! (Качалов встает). Вот и славно. А с женами сам знаешь, как бывает. Жена есть жена.

Качалов. Она рассказала, что я приходил?

Эрдман. Рассказала. И что ты ей деньги предлагал. А она и от меня не хочет брать денег.

Качалов. Не хочет? Но почему?

Эрдман. А потому, что союз наш распадается. (Пауза). Что ж, бывает.

Качалов. Понимаю. Выпьешь со мной?

Эрдман. Нет, Василий, я не пью.

Качалов. Бросил?

Эрдман. Слышал анекдот? На собрании лектор говорит: «Некоторых из-за пьянства даже жены бросают». А из зала спрашивают: «А сколько конкретно надо выпить?»

Качалов. Прошу тебя, друг, выпей со мной. Иначе мне будет казаться, что ты меня так и не простил. Хоть капельку.

Эрдман. Ты же знаешь: у нас, немцев, не слишком крепкие головы и из-за этого мы никак не решаемся начать, а уж если начнем, то никак не можем закончить.

Качалов. Ну, пожалуйста.

Эрдман. Василий, пить вместе с тобой, это как играть на скрипке при Паганини. (Пауза). А, да что там — была не была!

Выпивают, обнимаются, целуются. Вбегает Берков в костюме Прохожего, слегка напоминающем Коровьева.

Берков. Мое почтение, Василий Иванович!

Качалов. Привет! Привет! Вот видишь, опять забыл принести пластинки. Записал на бумажке, а она куда-то запропастилась.

Берков. Тогда я вам, Василий Иванович, после спектакля еще раз напомню. А вы не забыли, что у вас еще встреча?

Качалов. А! С Сашей! Как же, как же. Только он куда-то исчез!

Берков. Пойду, поищу.

Берков выходит.

Качалов. Ты Сашу Фадеева знаешь?

Эрдман. Не очень, но знаю, кто это такой.

Качалов. Свой парень.

Эрдман. Да. Пришла молодая гвардия.

Качалов. Вот именно — пришла и куда-то ушла. А мы с ним здесь договорились встретиться. Насчет Булгакова.

Эрдман. Драматурга Булгакова?

Качалов. Совершенно верно. Актерский коллектив хочет написать обращение.

Эрдман. Кому?

Качалов(понизив голос). Генеральному секретарю. В собственные руки.

Эрдман. О чем?

Качалов. Булгаков тяжело болен.

Эрдман. Слышал.

Качалов. Написал пьесу о молодом Сталине.

Эрдман. Тоже слышал.

Качалов. Старается человек, как может. Пьеса, может, и не шедевр, но написана из лучших побуждений. Ну и у тех, что играли в «Днях Турбиных», возникла идея, чтобы товарищ Сталин как-нибудь его приободрил добрым словом. Возможно, ему тогда станет легче. А пьесу он мог бы доработать.

Эрдман. И Фадеев хочет вам помочь?

Качалов. Говорю же тебе — свой парень. А такое письмо лучше, если писатель набросает.

Эрдман. А вы самого больного спросили?

Качалов. К чему? Пусть это будет радостный сюрприз. Фадеев был вчера у Булгакова, а тот и скажи: «Я мчусь навстречу смерти». Саша страшно переживает. И мы, посоветовавшись, решили: надо что-то предпринимать.

Эрдман. А ты не боишься, Василий, что это может не понравиться?

Качалов. Николай, мое сердце у всех на виду! Артист, друг мой, не может долго раздумывать, ибо теряет свежесть. Пойдем в мою уборную. По дороге Сашу найдем, выпьем, поболтаем!

Эрдман. Но ведь ты играешь! Тебе не надо на сцену?

Качалов. Время еще есть. Мой выход только в конце третьего действия. Триста с лишним раз не удавалось мне купить вишневый сад, так и сегодня не удастся. Не переживай. А потом будет еще антракт.

Стучит кулаком по буфетной стойке. Ермолай тут же подает целую бутылку.

Припиши, Ермолай, припиши.

Берет тарелку с бутербродами.

Пошли!

Эрдман. Минутку. (К Ермолаю) По этому телефону можно позвонить в кабинет товарища Немировича-Данченко?

Ермолай. Можно.

Набирает номер и подает трубку Эрдману.

Эрдман. Контора? Я от коллектива. Да, коллектива. Как это — какого? Коллектива Всемирного Конфуза. От имени коллектива благодарю вас, товарищ, за предоставление места на балконе. Мы надеялись лично выразить вам благодарность, но возникла срочная необходимость в моем участии в консультациях по поводу дипломатической ноты. Примите самые искренние пожелания счастья в личной жизни и дальнейших творческих достижений. Больших вам успехов в труде!

Качалов. С ней надо поосторожнее.

Эрдман. Знаю. Kein Talent, doch ein Charakter![3]

Качалов. Святые слова!

Идет к выходу. В проходе появляется Берков. Он во фраке и выглядит усталым, участвовал в сцене танцев.

Берков. Разрешите напомнить, Василий Иванович! Не забыли о Рахманинове?

Качалов. Помню. Память у меня пока хорошая.

Махнув рукой, Качалов выходит вместе с Эрдманом.

Берков(к Ермолаю). Кто это был? Тот, второй?

Ермолай. Не знаю. Вроде то ли делегат, то ли консультант.

Берков. Консультант?

Ермолай. Качалов так уж перед ним стелился. На колени падал. Его Гертман зовут, или Эртман.

Берков. Немец?

Ермолай. Может, и немец. Что-то говорил по-немецки. И приветы передавал Немировичу от какого-то коллектива. Что-то на «к». Вроде бы нота дипломатическая.