Буквенный угар - [44]
Смерти нет в том смысле, что она — персона. И может косить, а может мимо пройти до поры. Это не игра „Кто следующий?“. Это просто конечная остановка для того, кого хоронят.
Не Ваша. Не того, кто там еще в официозной толпе.
Каждый, кто там плачет, плачет по себе. Кто скорбит — скорбит по себе. Кто боится — боится за себя.
Вы — мое солнце, моя радость нежная — не сольетесь с ними.
Если Вам станет тоскливо, Вы можете сбежать в мой портал: видите, он мерцает слева от Вас? Он не видим никому, кроме Вас.
Знаете, в Евангелие есть одно такое головоломное для теологов место: „Приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы, когда оскудеете, они приняли вас в обители вечные“.
Смысл слов Христа совершенно неясен, особенно в контексте притчи о неверном управителе.
Для меня смысл часто варьируется.
Сейчас я понимаю так, что у меня есть обитель в моей душе.
Для Вас. Для тебя.
Каким бы ты ни был, на момент острой нужды в укрытии — оскудевшим, злым, беспомощным, больным — прошу тебя: укрывайся в моей обители.
Это — маленький масляный светильник на столике у кровати. Эльфийские целительные лепешки и красное густое прохладное вино.
Только для Вас.
Лика».
Я помню, что он ответил: «Я ничего говорить не буду. Кроме одного. Как хорошо, что ты есть на свете и что твоя душа держит мое сердце в своих теплых и нежных ладонях…»
Масляный светильник…
Через несколько дней пришла бандероль, отправленная им в период размолвки.
Маленький глиняный светильник, заполненный белым воском с мирровым маслом.
Я держала его в руке и чувствовала себя Суламитой…
«Игорь, дорогой, я почувствовала, что должна сказать Вам вот это: пожалуйста, не думайте, что я практически готова перечеркнуть свою семью. Я не хочу, чтобы Вы были причастны к еще одному разлому. Не возложу на Вас это.
Просто я говорила о своем ощущении семьи, потому что мне нужно было это сказать. Нужно, чтобы Вы могли понимать меня адекватно. Но не для того, чтобы вызвать в Вас очередную „рыцарскую“ реакцию.
Если я и уйду от них когда-нибудь, то просто в силу своей неспособности более конформировать. Просто чтобы жить своей жизнью. Или если просто появится какая-то иная составляющая жизни. На свете все бывает, увы.
Как поживают неустойчивые зубки стойкого воина?
Передавайте им привет от меня. Каждому.
Лика».
А вот еще один затерявшийся в вордовских дебрях фрагмент его письма. Похоже на ответ.
…Все пишу не то… Не то. Сейчас бы просто, без слов, уткнуться Вам в плечо. Вы же все понимаете не хуже меня. Просто я ДОЛЖЕН все Вам говорить. Должен.
Как же мы похожи!!!! Вот только что написал тебе примерно то же самое — что просто НАДО было сказать. И чтобы послушали…
МЫ — чудо.
Знали бы Вы, насколько трудно поверить сейчас в настоящее. Пепел в душе, под ногами и на голове…
«…Игорь, у меня останавливается сердце на миг от этого „тебе“ в Вашем письме…
Не могу наговориться с тобой, слова испаряются, как духовная какая-то субстанция, не обращаясь в звуки и буквы.
Не буду больше писать сегодня. Нельзя так. Мне надо успокоиться.
Сейчас уйду гулять на пару часов, чтобы отодрать себя от компьютера, потому что иначе все время хочется быть с Вами и писать всякие глупые нежности, лелеять эти зубки, гладить эти белые волосы, слушать зодиакально-обреченные ворчалки, летать, лепетать…
Все. Я ушла.
Завтра Вас нет, запомнила.
А я напишу Вам.
Возможно, неприличное количество писем.
Мой мальчик. Самый хороший, умный и нежный на свете.
Может быть, вечером напишу записочку — что можно сделать, чтобы обиходить Ваш комп.
Вы когда последний раз запускали программу дефрагментации диска? (Это необходимо делать регулярно. Ну хотя бы раз в месяц).
Если давно или никогда, я расскажу как. У Вас Word нормально открывается или некоторые файлы капризничают?
Вернулась не уходя.
Вдруг пошел сильный дождь, и мы никуда не пошли. Сереже завтра уезжать, и мы хотели пойти во вкусненький супермаркет — ему в дорогу купить всего такого, скрашивающего нудную езду.
Теперь придется съездить на машине туда, попозже, лучше ночью.
Поэтому пишу Вам, потому что не могу не.
Лика».
«…Игорь, но ведь Вашим дочкам важно лишь одно: провести время с Вами. Вы же классный. Поэтому не важно, что развлечения убоги, главное — с кем. Это ведь так ненадолго — они нуждаются в Вас. Скоро их разберут молодые люди — и все.
У нас в большом городе есть куда пойти, а вот не ходится им с нами.
Уже предпочтительнее друзья, возлюбленные, однокурсники. И Ваши зайки наберутся отцовской нежности вдосталь — и все.
Они к Вам льнут, потому что в Вас — портал в другое измерение жизни, которого дома и среди сверстников у них нет.
Вы — их тайное убежище и арсенал с оружием. Поэтому какое кино и какая еда — не важно. Вот Вы — да.
Ну, многим ли детям нужны другие папы, ушедшие из семей?
Вы нужны, потому что это — Вы.
А то, что Вы еще всякие радости вещественные им доставляете — вообще бонус.
Не думайте о том, что Вы недодали им. Всего дать не в силах никто. Вы же открыты для них — это главное. И они уважают Вас еще больше за то, что у Вас есть своя жизнь, что не в них только она состоит, а еще во многих непонятных и важных вещах.
Читатель, вы держите в руках неожиданную, даже, можно сказать, уникальную книгу — "Спецпохороны в полночь". О чем она? Как все другие — о жизни? Не совсем и даже совсем не о том. "Печальных дел мастер" Лев Качер, хоронивший по долгу службы и московских писателей, и артистов, и простых смертных, рассказывает в ней о случаях из своей практики… О том, как же уходят в мир иной и великие мира сего, и все прочие "маленькие", как происходило их "венчание" с похоронным сервисом в годы застоя. А теперь? Многое и впрямь горестно, однако и трагикомично хватает… Так что не книга — а слезы, и смех.
История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.
Анна Ривелотэ создает произведения из собственных страданий, реальность здесь подчас переплетается с призрачными и хрупкими впечатлениями автора, а отголоски памяти вступают в игру с ее воображением, порождая загадочные сюжеты и этюды на отвлеченные темы. Перед героями — молодыми творческими людьми, хорошо известными в своих кругах, — постоянно встает проблема выбора между безмятежностью и болью, между удовольствием и страданием, между жизнью и смертью. Тонкие иглы пронзительного повествования Анны Ривелотэ держат читателя в напряжении с первой строки до последней.