Букет роз - [23]

— Верно, Эльдар. Мы сильны товариществом. Некоторым выпали на долю тяжелые испытания. Но никто не продал свою честь…

Разговор продолжался. В него включились еще несколько рабочих, а зурначи тем временем играли лезгинку. Молодой парень лихо шел по кругу на носках, окружающие хлопали в ладоши и кричали:

— Асса!

— Асса!

Рабочие одним ухом слушали музыку, а другим — Усатого агу. Снизив голос, он доказывал: надо снова бастовать, прижал хозяин рабочих, дышать нечем.

Странно было слышать эти слова от человека, одетого в костюм богатого хана, сидящего в лакированном фаэтоне и только что потешавшего публику забавными шутками.

Мустафа зорко следил за толпой. Вот он заметил протискивающегося к фаэтону незнакомого господина и закричал:

— Наш хан настоящий мужчина! Ура хану-повелителю! Толпа дружно его поддержала.

— Сумасбродный наш хан, — язвительно сказал Абдулали́.

Он завидовал Усатому аге и искал случая уколоть его, но немедленно получил сдачи. Из толпы кто-то выкрикнул:

— Сумасбродный, но не гнусный, как некоторые другие!

Коварный Абдулали сделал вид, что не понял намека, и заговорил льстиво:

— А кто сказал, что наш хан гнусный? У него чистое сердце. Сумасбродный маленько…

Его перебил Мустафа:

— Правильно говорят: если хочешь спокойно есть кусок хлеба, то либо подхалимничай перед хозяином, либо обладай тигриной силой.

— Где же нам взять тигриную силу? — наивно спросил Эльдар.

— Рабочее единство — вот наша сила! — громко воскликнул Мустафа. — Все за одного, один за всех!

Рабочие зашумели. Послышались возгласы одобрения.

Эльдар приблизился к «хану» и, не глядя на него, сказал одно слово: «Послезавтра». Усатый ага в недоумении вытаращил на него глаза, а потом, сообразив, в чем дело, молча кивнул Эльдару — дескать, понял — и заговорил, обращаясь к толпе как хан-повелитель:

— А ну, кто еще спляшет?

Мустафа наклонился с козел к Эльдару и сказал ему шепотом:

— О послезавтрашней забастовке пока помалкивай. Тут есть и ненадежные люди. Вон, смотри. — И он глазами показал на сновавшего в толпе Касу́ма. — Видишь, навострил уши! Так и рыщет, так и вынюхивает!

— Да, это не к добру, — согласился Эльдар. — Надо придумать, как избавиться от этого подлеца.

Это был высокий, полный, бритоголовый мужчина, с виду напоминавший борца. Про него говорили: «Грозен, пока молчит». Дело в том, что у него был писклявый голос. Заговорит — и все над ним смеются. Это злило Касума. Самолюбивый и мстительный, он против многих носил камень за пазухой. А со времени последней забастовки рабочие подозревали его как провокатора-доносчика. Как он ни старался быть осторожным, никто уже не сомневался, что Касум служит в полицейском управлении и является лакеем хозяина Шапоринского.

Вот и сейчас — как только появился в толпе Касум, все деловые разговоры смолкли. Только и были слышны музыка да задорные выкрики молодежи:

— Асса!

— Асса!

И топот танцующих.

Потом подошли группы новых рабочих. О Касуме забыли, и разговор возобновился. Слышались голоса:

— Надо требовать!

— Бастовать!

— В тюрьму закатают!

— Пусть другие бастуют, а я погожу…

— К хозяину решил подладиться, шкура?!

— Да нет, он просто трус!

— Хватит терпеть!

— Двум смертям не бывать, а одной не миновать!

— Тише! Хозяин едет!

Под гору, по извилистой дороге, со стороны замка катился фаэтон хозяина нефтепромысла Шапоринского. Игравший роль хана-повелителя Усатый ага со свирепым лицом обернулся к зурначам.

— Что приумолкли? Видите, хозяин едет! Играйте! — И с веселой улыбкой к зрителям: — А вы не жалейте денег! Деньги пойдут на великую пользу! И ног не жалейте, пляшите!

Снова грянула музыка, снова защелкали в хлопках ладони, снова понеслись по кругу танцоры. Эльдар, накинув на голову черное покрывало, извиваясь, стал танцевать «хала-баджи». Кружась, он то расширял круг, то сужал его, то, опускаясь на колени, плавно водил руками по воздуху и, трясясь, поднимался. Это было смешно, и все дружно хохотали. А танцор снова шел по кругу и «мимоходом» принимал от зрителей деньги. «Мимоходом» же бросал их в фарфоровую чашу, стоявшую в фаэтоне перед зурначами, и снова, пританцовывая, шел по кругу с вытянутыми руками. Все знали, что деньги пойдут в общую рабочую кассу на случай новой забастовки.

Фаэтон Шапоринского, несшийся под гору как на крыльях, круто остановился рядом с фаэтоном «хана». Шапоринский, пожилой, низкорослый, толстопузый, скуластый и курносый мужчина, тотчас понял, что попал на праздник, приветливо заулыбался и особо поклонился «хану».

Капиталист хорошо знал местные обычаи и нравы и потакал им. Праздник весны Новруз-байрам он считал только религиозным. Пусть празднуют! Образованный человек, Шапоринский считал любую религию своим союзником. Мусульманство, как и православие, воспитывает у верующих уважение к частной собственности и послушание власти. Ему и в голову не приходило, что подпольная рабочая организация использует Новруз-байрам для сбора средств на забастовку, которая начнется послезавтра… Он с интересом глядел на закутанного в чадру человека, исполнявшего танец «хала-баджи». Это был чудаковатый рабочий, кривоплечий Эльдар. Движения танцующего заинтересовали Шапоринского. «Тоже культура! — с усмешкой подумал он. — Пусть развлекаются как хотят, лишь бы работали хорошо».