Букет роз - [24]

Его мысли прервал «хан-повелитель»:

— Хозяин, мы просим вас сплясать.

Шапоринский благодушно рассмеялся:

— Тут и без меня плясунов много.

«Хан» Усатый ага сделал свирепое лицо и сказал голосом судьи:

— За непослушание хану-повелителю штрафую вас… — Усатый ага сделал многозначительную паузу, и все замерли, — на двадцать рублей!

— Здорово! — воскликнул кто-то с восторгом.

— Вот это штраф так штраф!

— Двадцать рублей? — переспросил Шапоринский.

— Да, хозяин, — уверенно подтвердил «хан».

Шапоринский не стал возражать, хвастливо достал из кармана изящное портмоне с серебряной монограммой и, передавая «хану» деньги, шутливо сказал:

— Берите, только, ради бога, не бейте меня этой дрянной плетью!

Шутка понравилась, и все засмеялись.

Усатый ага, поблагодарив щедрого хозяина, принял деньги, бросил их в фарфоровую чашу и сделал комический поклон в сторону Шапоринского. Тот многозначительным взглядом окинул Усатого агу и сказал:

— Видите, я уважаю ваши национальные обычаи, так уважайте же и вы меня!

Артист от природы, Усатый ага разыграл искреннее недоумение:

— А что случилось?

Шапоринский сморщился, как от зубной боли.

— Ничего пока не случилось, а чувствую — может случиться. Ведете вы себя на промысле неспокойно.

— Я? — Усатый ага старался выгадать время. — Что вы, хозяин! Я самый смирный из рабочих!

— Не о тебе речь… Хотя и ты в последнее время изменился. Быть может, Мустафа тебя подбивает, а?

В толпе моментально установилась тишина. Все устремили взгляд на Мустафу, а тот с любопытством смотрел на Шапоринского.

— А что плохого сделал Мустафа? — спросил Усатый ага.

— А что он может сделать? — Шапоринский пожал плечами. — Мне он вреда не причинит, а на себя и на своих друзей беду навлечет. Язык у него…

Мустафа очень хотел сказать резкое слово, но сдержался. Значит, Шапоринский заподозрил что-то неладное в этой игре в «ханы». А может быть, и о забастовке пронюхал?

— Ты не будь таким, как Мустафа, — говорил между тем Шапоринский Усатому аге. — Зайди ко мне вечерком на квартиру.

— К добру ли, хозяин? — спросил Усатый ага. Он не привык распивать чаи с капиталистами и ничего хорошего не ждал для себя от этой встречи.

Шапоринский ободрил его благодушной улыбкой:

— К добру, к добру, заходи!

Откинувшись на спинку сиденья, обитого бордовым плюшем, толстяк ткнул кулаком кучеру в спину — поезжай, дескать, — и фаэтон тронулся. Проводив его глазами, Усатый ага обратился к Мустафе:

— Как ты думаешь, зачем он пригласил меня?

Тот рассердился:

— Тупой ты, что ли? О наших делах выведать хочет. Видишь, каким добряком прикидывается!

Зурначи между тем продолжали играть, молодежь танцевала, а «хан» и его «помощник» вполголоса обсуждали, как быть Усатому аге — идти к Шапоринскому или не идти?

— Не пойду, — решительно сказал Усатый ага. — Похоже, он нас хочет перессорить. Меня хвалил, вроде бы в гости пригласил, тебя ругал, стращал. Почему он на тебя накинулся?

Мустафа зло улыбнулся.

— Он и меня сначала хвалил. И в гости так же вот приглашал, да ничего у него не вышло.

Усатый ага присвистнул:

— Вон оно что! Ну, так и со мной не выйдет. Не пойду…

Мустафа перебил его:

— Погоди, не спеши. Я не советую тебе отказываться. Может быть, и я зря отказался. Шапоринский что-то замышляет. Надо выведать его замыслы. Сходи. Прикинься простачком, послушай, что скажет. Нам важно знать, пронюхал он про забастовку или нет.

— Значит, идти?

— Непременно! — решительно подтвердил Мустафа. — Чего тебе бояться? Не съест же он тебя!

Усатый ага долго думал, потом сказал:

— Я не его боюсь, а…

— А кого? — с тревогой спросил Мустафа.

— Его жены боюсь.

Мустафа засмеялся:

— Ну вот еще! Можно ли бояться женщины!

Усатый ага тяжело вздохнул:

— Эх, друг! Ты не знаешь… Эта барыня не дает мне проходу.

Мустафа удивился:

— То есть как?

— А так… Что толку скрывать от тебя? Шапоринский уж стар, она молодая… Однажды я чинил у них печку. Работаю, а она стоит и глаза на меня пялит. Смотрит, как лиса на виноград. То с одного бока зайдет, то с другого и всякие слова мне говорит: «У вас золотые руки. Вы дивный мастер…» А потом вдруг: «Мне нравятся мужчины высокого роста, вот с такими усами, как у вас!»

— Вот тебе на́! — изумился Мустафа. — Какая бессовестная женщина! Вот они, барыни-то!

Будучи уже не в состоянии исполнять шутовскую роль «хана-повелителя», Усатый ага тронул вожжами лошадей, и фаэтон вырвался из толпы. Вслед помчались голоногие ребятишки с криком:

— Хан уезжает!

— Беду с собой увозит!

— Тяжелой поступью уходит!

Праздничное настроение Усатого аги было безнадежно испорчено. Хмуро, нехотя он кричит на примостившихся на запятках фаэтона детишек и погоняет лошадей. Ему захотелось поскорее домой. А впереди поселок еще одного промысла. Там его тоже ждет праздничная толпа. Прямо у дороги — хозяин промысла.

Но веселья не получилось. Остановив лошадей и поздравив собравшихся с праздником, «хан-повелитель», принужденно улыбаясь, «оштрафовал» хозяина промысла на десять рублей и тотчас взмахнул кнутом. Лошади с места рванули вскачь и неслись вихрем до мечети. Тут была такая густая толпа, что поневоле пришлось остановиться. Зурначи грянули плясовую. Усатый ага, наклонившись к Мустафе, шепнул ему что-то на ухо, потом подозвал одного из толпы, видно знакомого, и ему шепнул что-то. Тот наклонился над задним сиденьем фаэтона и из-под ног музыкантов извлек большую корзину. Те сделали вид, что не заметили этого, и продолжали играть с особым усердием. Человек с корзиной исчез. Проследив за ним взглядом, Усатый ага громким голосом обратился к толпе: