Букет незабудок - [37]
Остановившись, он медленно извлек из нагрудного кармана рубашки, нечто сильно напоминающее ручную гранату, и крепко зажал ее в руке. Зал притих. «Из кулака торчало нечто черное, похожее на чеку ручной гранаты. Байтов повернул рычажок. Присутствующие замерли. Затем с возгласом «Вот это – Сухотину!» НБ резко шагнул к стулу с цитатой из Гоголя.
Из кулака пшикнуло, зал ахнул, задние ряды устремились к выходу. Байтов «выстрелил» второй раз, попав на шляпу и очки Чемоданова. Затем развернулся к сцене и с криком: «Вот это – жюри!» новоявленный террорист прыснул в сторону сидячих в президиуме Сергея Соколовского и Аркадия Штыпеля. В этот момент за общей паникой кто-то сообразил, что «граната» заряжена одеколоном. (Как выяснилось впоследствии, используемый во время своего арт-террористического действа флакон в форме гранаты был французской туалетной водой KELLY, подаренной поэту накануне дочерью Светы Литвак Анной).
Сообразив, что Байтов собирается опрыскать его не нервно-паралитическим газом, а всего лишь парфюмом, Соколовский откинулся назад, причитая тоненьким писклявым голоском: «Не надо! Не надо!». Что же до Штыпеля, то последний отнесся к ароматизации своей особы более чем благосклонно. После чего Байтов ринулся к учредителям премии и подверг арома-обработке А.Голубкову и А.Пермякова.
Наблюдавший со ступенек сцены за происходящим незнакомец, вальяжно протянул уже немного поостывшему Байтову свою пивную кружку, попросив прыснуть туда. После чего, пил, нюхал, смакуя и предлагая отведать получившейся дивный нектар всем и каждому.
Так закончился «Парфюрманс» Николая Байтова, посвященный столетию перформанса и являющейся ответом Михаилу Сухотину и его «вонючим» пчелам.
Как-то раз Александр Дюма-отец был вызван на дуэль. Но одно дело стоять друг против друга, смотря смерти в глаза и мечтая только о том, чтобы рука не дрогнула. Дюма принял бы подобный исход, даже не подумав, что в него, человека крупного, попасть априори легче, нежели в его соперника. Но… пистолет был только один, и участникам дуэли было предложено тянуть жребий. Тот, кто вытягивал «смерть», должен был выйти в соседнюю комнату, и там, подальше от посторонних глаз, застрелиться.
Получив свой несчастливый жребий, Дюма, как и было предписано, удалился в другую комнату. Через некоторое время раздался выстрел. А вслед за ним из соседней комнаты здоровый и невредимый, показался и сам писатель. «Я стрелял, но промахнулся», – объяснил он произошедшее.
Знакомая психологиня пригласила зайти к ней на чай. А пока чашки расставляла, да печенье в вазочку насыпала, возьми и шепни на ухо. Мол, спроси у ее сынишки, что это за мода нынче пошла, что ни день со свежим фингалом из школы приходит. Она конечно медицинский психолог, кого хочешь разговорит, но тут особый случай: Артемка мамины способы дознания с пеленок вызубрил и теперь молчит или отшучивается. «Он к тебе нормально относится, может, поделится».
Киваю, иду в комнату Артема. Под глазом синяк, на скуле кровоподтек… м-да…
– Привет, – говорю, подсаживаясь. – Как жизнь? Что это у тебя, бандитская пуля?
Первоклассник скорбно вздыхает, с неохотой откладывает толстую книгу фантастики и, проникновенно заглядывая мне в глаза, с профессиональной учтивостью работника психдиспансера:
– Тетя Юля, вы хотите об этом поговорить?
Я минут пять не могла отсмеяться. Детеныш психолога!!!
Однажды поэт Смир спешил по каким-то своим смирским делам и вдруг увидел его. Старое видавшее виды кресло о трех львиных ножках с некогда золоченой спинкой и живописно торчащими из сидения пружинами, точно стесняясь, ютилось за помойными баками на проспекте Большевиков.
Кресло выгнали из дома, который оно уже привыкло считать своим.
Смир опаздывал, а старое кресло жалобно поглядывало в его сторону, стесняясь попросить помощи.
«А ведь и правда, дети поломают, дворники затолкают в бак, да мало ли…», – подумал Смир и услышал:
– Спаси меня, Саша, я тебе еще пригожусь, – заискивающе проскрипело кресло.
– Да что ты можешь, без ножки-то? – развел руками Смир, забыв при этом удивиться. С неба летели крупные хлопья снега.
– Давай я тебя лучше подальше за помойку задвину, а на обратном пути заберу?
– Не доживу я, – закручинился раритет. – Возьми меня с собой, я тебе службу сослужу.
Ну, что ты тут будешь делать? Поэт сгреб старое кресло и побрел вместе с ним на деловую встречу с предполагаемым спонсором нового сборника. Как и вся старая мебель, кресло оказалось невероятно тяжелым. В крошечную маршрутку с мебелью не пустили, на тачку не хватило денег, время шло, и Смир с тяжелым креслом на спине не успевал за ним, так что, когда он оказался на месте, его уже никто не ждал. Деловая встреча сорвалась, шанс был упущен.
Книга намеренно задумана как инструмент: Юлия Андреева и Ксения Туркова подобрали типичные ошибки в речи, письменной и устной, объяснили их простым языком и упаковали в понятную для читателя форму – с помощью мнемонических стихотворений и почти 120 забавных и запоминающихся иллюстраций любой научится отличать «вообще» от «в общем», «одеть» от «надеть» и даже «вследствие» от «впоследствии».Вам кажется, что русский язык – это скучно и бессмысленно? Не удивительно, ведь красная ручка и диктант – это все, что большая часть из нас помнит еще со школьных времен.А вместе с тем мы пишем и пишем – по работе, по делу, без дела.
Эта эффектная, лицом и статью похожая на Софи Лорен актриса с «несоветской» манерой держать себя на сцене и на экране, начинала свой жизненный путь (как ей самой казалось) дурнушкой, которую отличала от сверстников и подруг всепоглощающая мечта – во что бы то ни стало стать настоящей актрисой и уверенность, что мечта эта непременно сбудется.Любовь Полищук выдержала все испытания, выпавшие на ее долю, добилась своего, стала актрисой. Она любила и была любимой, она была создана для великих ролей и была достойна большого женского счастья, но судьба распорядилась иначе…Вы узнаете интересные детали о судьбе актрисы, о ее детстве и юности, о первой любви и сложных взаимоотношениях с мужем, дочерью и сыном.
Быть женщиной в Средние века значило выйти замуж в 12–18 лет и родить с десяток детей, из которых выживут лишь двое-трое. Зачать, родить, пеленать, стирать, стряпать, опять зачать, опять родить, опять пеленать… И так примерно до 40 лет. Женщины побогаче могли передать часть дел служанкам, а себе оставить только беременность, роды и вышивание. Тогда они могли рассчитывать – по редким светским праздникам – на турнир и пару лестных песен от заезжего поэта. В конечном счете мир женщины ограничивался несколькими комнатами, кухней, рынком, церковью и колодцем.
Эта книга о том, как ленинградская девочка, брошенная родителями, едва ли не погибшая от голода в блокаду, стала примадонной Большого театра и лучшей певицей страны. О том, как эта страна отторгла ее от себя; о встречах с Шостаковичем и Солженицыным, Брежневым и Фурцевой; о триумфах и закулисных интригах; о высоком искусстве и низком предательстве. И, конечно же, о любви ведущей сопрано Большого театра Галины Вишневской и величайшего виолончелиста современности Мстислава Ростроповича.
«Царь Антихрист воздвигает город на непотребном месте, и город сей погибнет через триста лет и три года – за три дня». Исполнится ли страшное предсказание? От кого зависит, жить Питеру или умереть? Выстоит ли город в новых испытаниях или исчезнет, словно его никогда и не было?
О целебных свойствах растительных масел можно говорить до бесконечности: масла лечат, кормят, поднимают на ноги, дают силы, возвращая здоровье и молодость.С глубокой древности растительные масла сопровождали жизнедеятельность человека, мы идем с ними рука об руку, знаем и любим их. Приятно, когда в жизни все идет как по маслу, и плохо, когда этого волшебного снадобья нет под рукой.Прочитав эту книгу, вы узнаете, как можно приготовить масляные настойки, мази, как сделать ингаляции, наложить компресс, сделать в домашних условиях хорошее лекарство или крем своей мечты.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История – многозначное слово, но во всех его значениях живет само Время.Автор пишет историю своей жизни, которая, в свою очередь, неотделима от истории города и страны. Вдобавок, в повествовательную ткань "Многоточия сборки", искусно вплетены истории об известных и весьма интересных людях, которые сами давно принадлежат истории, но при этом наши с вами современники: Гаррисон, Бродский, Курехин, Михалков... Не лишним будет напомнить, что и рассказывают их наши современники, люди также интересные и весьма известные: Адасинский, Балабуха, Сидорович, Смир, Хаецкая, О`Санчес…Однако, главный "историк", вдохнувшей жизнь, любовь и талант в лежащую перед вами книгу – это ее автор, известный писатель Юлия Андреева.
«Ближнее море» – вторая книга «мемуарного» цикла известной петербургской писательницы Юлии Андреевой. Но если первая, «Многоточие сборки», была посвящена только тем людям и событиям, которые имели место в подлинном, земном Ленинграде-Петербурге, то вторая населена гораздо более густо и неожиданно: наряду с живыми персонажами, в ней существуют и «вечно живые», и полностью вымышленные, и те, которые, быть может, придут в этот мир столетием-другим позже.