Букет горных фиалок - [21]

— А это кто? — спросила она. — Воробьи?

— Жаворонки, — сказала Мари, подходя к ней.

Элль мысленно пожалела птиц, сидящих в клетке и, вероятно, жалость к ним отразилась у нее на лице, потому что Мари добродушно пояснила:

— Маню нашел двух птенцов в разоренном гнезде. Сам и выкормил. Тут их дом — они и улетать не хотят, да и не могут. Вон у Пьера крыло подранено, по клетке он еще кое-как прыгать может, а летать ни-ни… Маню сам для него мух ловит. Они все здесь такие.

Элль смутилась.

— Извините. Я вам не мешаю?

Мари махнула рукой.

— Да что вы…

Громкий стук двери прервал ее. Может, это Джереми вернулся, подумала Элль, оборачиваясь, хотя нет, еще рано.

— Иди сюда, Маню, — позвала Мари. — Познакомься с Элеонор. Иди, иди…

Возле стола, прижимая к животу большую банку, стоял Маню.

— Поставь варенье на стол и иди сюда, — сказала Мари. — Не стесняйся.

Маню, не спуская с Элль настороженного взгляда, выполнил указание матери и неловко обтер руки о полу просторной рубахи, мешком висевшей на нем. Когда-то рубаха была синего цвета, но давно уже выгорела до белизны, как и мешковатые истрепанные до бахромы штаны. Маню топтался возле стола, поглядывая на банку с вареньем, словно в ней было его спасение. Он был бос и покрыт загаром, густым до черноты.

— Долго я тебя буду ждать?! — требовательно поинтересовалась мать.

Маню бросил на банку прощальный взгляд и сделал первый нерешительный шаг. Затем второй. Он приближался медленно, и было видно, что он готов удрать в любую минуту.

— Горе мое… — сказала Мари. — Ну чего ты испугался? Элеонор — друг Филиппа. Ты ведь любишь Филиппа, Маню?

Маню кивнул, подошел и замер, потупившись. У него были белокурые густые волосы, взлохмаченные и спутанные, редкие усы покрывали его верхнюю губу, а на щеках и подбородке рос редкий клочковатый пушок.

— Здравствуй, Маню, — сказала Элль как можно дружелюбнее.

Услышав ее голос, он слегка вздрогнул и ответил не сразу.

— Драсту. — Он говорил немного глуховатым тоном Она поняла, что он сказал ей «здравствуй».

— Меня зовут Элеонор.

— Эль…нор, — повторил он, набычившись еще больше.

— Но ты можешь звать меня Элль, — сказала она. — Я хотела бы с тобой подружиться.

Маню неожиданно поднял голову, и она увидела его лицо. Серые глаза на фоне темной, загорелой кожи казались светлее, чем были на самом деле. Мелкие черты его лица были приятны, даже красивы, особенно нос с маленькой горбинкой, но они были застывшими, малоподвижными, что придавало его лицу сходство с маской.

— Элль… — произнес Маню и снова уткнулся подбородком в грудь.

— Ладно, — сказала Мари. — Маню, ты будешь есть варенье?

— Нет, — ответил он. — Иду…

— Ты же хотел?

— Иду, — повторил он упрямо.

— Иди, — согласилась Мари.

Маню словно ветром сдуло. Хлопнула кухонная дверь, дробью простучали по коридору его шаги.

— А вы попробуете варенье, Элеонор? — спросила Мари.

— Что? — переспросила Элль.

— Варенье. Ежевичное. Я его сама варю.

— Конечно.

— Тогда идите к столу. Еще кофе?

— Если можно…

Мари поставила на плиту чайник, достала с полки розетки для варенья. Открыв банку, она с горкой наполнила розетку черным, как деготь, вареньем и поставила перед Элль.

— А вы ему понравились, — сказала она. — Но пока он вас стесняется.

Элль зачерпнула варенье ложечкой и отправила ее в рот.

— М-м-м… Восхитительно! Я правда ему понравилась?

На плите закипевший чайник разразился громким свистом. Мари подхватила со стола кофейник, достала жестяную коробку с кофе.

— Понравились. Мне ли не знать собственное дитя? Я наперед знаю все его мысли, и это нетрудно: в его голове их не так уж и много.

У Элль появилось желание расспросить о Маню побольше, но, поразмыслив, она сочла, что подобные вопросы с ее стороны будут просто бестактны.

Мари наполнила ее чашку горячим кофе, поставила рядом кофейник и присела рядом, утирая со лба пот.

— Еще варенья?

— Чуть-чуть… Вы не подскажете, во сколько приходит автобус из Ла-Рока?

— В одиннадцать. — Мари бросила взгляд на часы, висевшие над столом. — Через полтора часа.

Поедая варенье, Элль раздумывала, как ей провести время до приезда мужа. Во-первых, надо зайти на почту и позвонить Адели. Они договаривались, что Элль позвонит, как только приедет. Во-вторых… Похоже, почтой придется ограничиться — в парикмахерскую если она и зайдет, то лишь из чистого любопытства, как, впрочем, и в аптеку. Можно подняться наверх и почитать, но читать сейчас совсем не хотелось. Можно посидеть здесь и поговорить с Мари…

Элль отодвинула от себя пустую розетку и поднялась:

— Большое спасибо, Мари. Я пойду прогуляюсь немного.

Она поднялась наверх взять сумочку и часы. Положила в кошелек несколько кредиток из тех, что им выдал банкомат в Ла-Роке, — в Семи Буках ей вряд ли придется расплачиваться карточкой; захлопнула сумочку, повесила ее на плечо и еще раз заглянула в зеркало. Никакой косметики, напомнила она себе.

До почты Элль шла не более трех минут, и то она старалась идти как можно медленнее. До приезда Джереми оставался еще целый час с лишком, поэтому торопиться не стоило, а почта была совсем рядом. Тротуар, как и дороги, был вымощен камнем, и, чтобы не скучать, она старательно выбирала камень, на который поставит ногу, делая следующий шаг.