Бухенвальдский набат - [22]

вопьются когти в рыжие бока,

от зорких глаз не спрятаться лисице.

Но жизнь и беркута не стоит ни полушки:

он черной смертью над лисой повис,

не ведая, что сам уже на мушке:

раздастся выстрел — беркут рухнет вниз!

Хотел я мирный написать пейзаж —

не получилось.

Степь...

В степи мираж...

1969

* * *

Уходит лето. С каждым днем

зеленый лист чуть-чуть желтеет.

Скупее солнце землю греет

все угасающим огнем.

Пустеет сад. Несет прохладой

и с чистой речки, и с небес.

И глухо ропщет хмурый лес:

— Не надо осени, не надо!

А осень к нам идет, идет

законной, вековой тропинкой.

И удивленная травинка

к другой травинке робко льнет...

Уходит лето...

1969

ПОСЛЕДНИЕ БУКЕТЫ

Итак, окончательно осень

расправилась с летом.

Деревья раздела,

подула порывистым ветром,

косыми дождями

стучится по стеклам оконным,

опавшие листья гоняет

и крутит по склонам.

...И кажется, грезят

о небе безоблачном, синем

на стеблях высоких

девичьей красы георгины,

грустят, ожидают...

Уже сочтены их минуты:

ударит мороз,

и цветы почернеют под утро.

Вот так предназначено

жестким законом осенним.

И нет им надежды —

пошли холода в наступленье.

Но я в этот час на погибель

цветы не оставлю,

домой их возьму,

в кувшины с водою поставлю...

За окнами осень.

А в доме, как отзвуки лета,

живут георгины,

последние пахнут букеты...

ВЕЧНАЯ СЛАВА

Вечная слава погибшим бойцам —

братьям отважным, героям-отцам,

мир на Земле защитившим в боях,

память о них не померкнет в веках.

Яркое солнце, поля и цветы,

радостный труд, и любовь, и мечты

наши бойцы отстояли для нас

жизнью своей в тот решительный час.

Плещутся волны по новым морям,

мчатся ракеты к далеким мирам,

город за городом в дебрях встает —

это сынам,

павшим сынам

салютует народ.

Вечная слава погибшим бойцам,

братьям отважным, героям-отцам,

мир на Земле защитившим в боях,

память о них не померкнет в веках!

1969

* * *

Мелкий снег летит и стелется,

извивается в кольцо.

Я люблю, когда метелица

ветром бьет в мое лицо.

Ты со мной, моя красавица,

как тепла твоя рука.

А луна для нас старается,

светит нам сквозь облака.

Косы русые, атласные,

закудрявились, как хмель.

А глаза, как звезды ясные,

мне сияют и в метель.

Я скажу слова заветные.

Что ответишь ты сама?..

Эх, дорожка наша светлая!

Эх ты, зимушка-зима!

1969

* * *

Качались гулко вековые ели.

О чем они тревожно так шумели?

О том ли, что таинственный поселок

в лес врезался, как города осколок?

О том ли, что ученый пожилой,

простившись нежно с внуком и женой,

спокойно, не испытывая муки,

по зову разрушительной науки

шел мимо этих елей в институт,

чтоб там, в тиши в огромном кабинете

сегодня завершить зловещий труд,

себе на горе, на беду планете:

взорвется бомба! Черный час грядет —

ученый

внука и жену убьет...

1969

* * *

                Ламаре Чкония

В минуты невзгоды, веселья, тоски,

мне песни твои и теплы, и близки.

Средь вечера будто бы солнце встает,

коль голос Ламары в эфире плывет...

Твой голос волшебный звучит вдалеке,

то в небо взметнется, то прянет к реке,

то к самой душе на мгновенье прильнет,

то вновь устремится в звенящий полет.

1970

* * *

Предупреждают годы грозно:

«Как ты, приятель, ни храбрись,

одолевать преграды поздно,

когда твоя на склоне жизнь».

Под солнцем что же мне осталось?

Неспешно подвести итог?

Фатально, смирно встретить старость?

А там — что уготовит Бог?..

Что уготовит — сытость брюха,

дней одноликих серый ряд.

Ни зренья острого, ни слуха.

По временам менять наряд...

Потоку лжи бесспорно веря,

для бодрости попить вино...

С утра до вечера на сквере

играть в картишки, в домино...

К чертям застой, оцепененье!

Мне нужен позарез — разбег,

толчок и взлет, преодоленье!

Немолод я, но человек.

1970

РОСА НА ОТАВЕ

Луга средь лесов, как в оправе,

прохладные всплески реки.

Лугов предосенние травы

приветствую взмахом руки.

Пока их не тронули косы —

колышутся на ветру,

росинок мажорная россыпь

искрится на них поутру.

Неслыханной музыкой блики

играют, сверкают, звучат...

Я таинством этим великим,

как сказкой волшебной объят.

За что ж бриллианты во славе,

топазы в цветной пестроте?..

Смотрите: роса на отаве!

Дивитесь земной красоте!

1970

* * *

Какой сентябрь сегодня на дворе!

Как будто бы июнь в календаре,

и облака в лазурных небесах

плывут, плывут на легких парусах.

Но почему багрянцем лес объят?

Куда, курлыча, журавли летят?..

1970

* * *

Ни облачка в лазурной вышине.

И небо, словно колокол огромный,

хрустальный колокол, в голубоватой дымке,

нависло над торжественной землей.

Чуть тронь его, и величавый звон,

чудесный звон, от края и до края,

как гимн о вечной жизни проплывет...

И не заглушит он ни голоса людей,

ни щебетанья птички-невелички,

ни шороха все падающих листьев,

ни всплеска волн все стынущей реки.

Лишь будет он венцом осенних звуков,

высокий, чистый поднебесный звон...

Не то октябрь сегодня на дворе,

не то июнь? Как ярко светит солнце,

как весело играют ребятишки

в песочнице, на сквере, под грибком.

Но не согрет песок. Он весь усеян

сухими листьями от лип и тополей.

Под ясным солнцем полуголый сквер.

Нет, это не июнь, а увяданье,

и, может быть, последний теплый день,

последний шаг, последний отзвук лета.

А там — ненастье и дожди, дожди...

И долгий мрак глухих ночей осенних.

Все это будет завтра. А сейчас —

ни облачка в лазурной вышине.

И небо, словно колокол огромный,