Бухенвальдский набат - [16]

зовя вперед однополчан своих.

Среди цветов, у памятника, чаша,

а в ней огонь и день и ночь горит,

огонь, зажженный в честь героев павших.

Бросает пламя отсвет на гранит.

1960

ПАМЯТНИК

                      М. Горькому

Художника искусная рука

резцом запечатлела на века,

как человек

без устали

шагал

и лишь затем взошел

на пьедестал,

чтоб с высоты

далёко заглянуть

и вновь продолжить

свой отважный путь.

Стоит на пьедестале Человек

и зорко смотрит в следующий век.

1960

МОЙ РАБОЧИЙ КАБИНЕТ

Мещане, не глядите, Бога ради,

на мой невзрачный,

неприметный садик.

И что в нем есть,

какая красота?

Пять тонких вишен шубинской породы,

жасмина куст,

сирени два куста,

а прочее — картошка в огороде.

Пожалуй, все.

Какая радость зренью?

Мещане, отворачивайте взгляд.

Вы скажете:

—    Пародия на сад.

Я говорю:

—    Источник вдохновенья.

Хотите — верьте мне, хотите — нет:

здесь мой рабочий кабинет.

Мой кабинет —

в каких-нибудь два метра,

но он со всех сторон

открыт для ветра.

Над головой —

душистый куст сирени,

вишневые деревья —

по бокам.

Я защищен ажурной, легкой тенью.

Стихи — на солнце.

Хорошо стихам!

1961

СЕСТРЫ

Веками бытует в народе

поверье на русской земле:

однажды встречаются вроде

Зима и Весна в феврале.

Метет по полям и дорогам

густыми снегами пурга,

идет по февральским сугробам

Зима — величава, строга,

соболья роскошная шуба,

пуховая шаль на плечах,

очерчены свежие губы,

надменность в холодных очах...

Шагает по скованной речке,

склонился Мороз перед ней:

— Живи, наша матушка, вечно,

богатством несметным владей!

Гуляй по бескрайним просторам!

А службу мою ты учти...

Взглянула. А что в этом взоре?

Попробуй узнай и прочти.

По нраву ль ей верные слуги?

Нужны ли ей горы добра?

Спешит к ней дыханием юга

Весна — молодая сестра.

Беседа меж ними иль сговор —

кто может язык их понять?

А небо нахмурилось снова,

и вьюга пахнула опять...

Зима загрустила, роняет

в тревожном раздумье слезу:

не видеть ей яркого мая,

не слушать ночами грозу...

1961

СНЕЖИНКИ ПАДАЮТ

Над лесом,

над застывшею рекой,

над полем

и над каждою ложбинкой —

царит повсюду в этот час

покой...

Снежинки кружатся,

и падают снежинки.

Гуляет свадьба!

Песни, пир горой,

звучат магнитофоны, грампластинки.

Шагает с первенцем

родитель молодой...

Снежинки кружатся,

и падают снежинки.

Мальчонка за салазками бежит,

в его глазах —

задорные искринки!..

Как хорошо

на этом свете жить!

Снежинки кружатся,

и падают снежинки.

Крестьянка натопила жарко печь

и разлила удой вечерний в крынки,

готовит тесто, чтобы хлеб испечь...

Снежинки кружатся, и падают снежинки.

По радио читает диктор речь,

о смерти ядерной вещает без запинки.

Над всей Землей

висит дамоклов меч!

Снежинки кружатся,

и падают снежинки...

1961

* * *

Вспоминается наступленье:

гром орудий, в дыму небосвод.

Зимний день боевого крещенья,

мой родной атакующий взвод.

Беззаветно сражались ребята,

смерть косила иных на бегу...

Пятна,

пятна,

багровые пятна

на сверкающем белом снегу...

Я припал к своему пулемету,

вдруг... затих, захлебнулся бой.

А потом я очнулся в санроте,

с перевязанной головой.

В полумраке увидел сестрицу

на бессонном ее посту.

Попросил: «Дай попить водицы.

Пересохло совсем во рту...»

Этот день я сквозь годы вижу

и забыть никогда не смогу.

Фронтовую армейскую книжку

как реликвию берегу.

И горжусь, что в пехотной части

пулеметчиком был рядовым.

Это очень большое счастье:

возвратиться с Победой живым!

1960

Я ПОСАДИЛ ДУБОК

Я возле дома посадил дубок

в апреле шестьдесят второго года.

Он развернул один, другой листок,

незримо потянулся к небосводу.

Погожим днем, дремотою объят,

он радовался и теплу и солнцу.

С дождем упал на первый листик

яд —

на нежный листик опустился

стронций...

В тревожный год дубок увидел свет:

бесились водородные метели,

и тысячи нацеленных ракет

едва-едва над миром не взлетели,

едва-едва не оборвалась нить...

Но разум встал

безумию заслоном.

Как верить хочется:

тебе, дубок мой, жить,

расти, мужать, шуметь могучей кроной,

ветвями задевать за облака,

увидеть те заманчивые дали,

те новые и светлые века —

о них мы и мечтаем, и мечтали.

Коль сбудется, тогда, в расцвете сил,

ты расскажи грядущим поколеньям,

кто спас тебя — младенцем —

от сожженья,

кто жизнь

от истребленья

защитил.

1962

ДЕКАБРЬ

Декабрь —

дикарь.

Заметет,

завьюжит,

засвистит,

закружит,

скует, проморозит реки,

в шубу загонит человека.

Завоет...

Землю снегами покроет.

И выше

волну за волной гонит по крыше.

Еду от пернатых упрячет...

Лошадь бежит в упряжке,

бока в серебристом инее...

Мороз.

Небо, как лед, мутно-синее.

Не надо кнута — бежит сама.

Холодно.

Можно сойти с ума!

А в комнате теплой

раскрыт календарь.

На листике —

черным по белу — «декабрь».

Явился он точно.

Выходит, что зря

его я рисую как дикаря.

Озимые он по-хозяйски укрыл,

сады и леса он ветрами промыл.

Ты в голое дерево зорче вглядись

и сразу заметишь:

в нем теплится жизнь...

Над трубами сизые

валят дымы...

Начало зимы —

среднерусской зимы.

1962

* * *

Я у поверий не бывал в плену,

к приметам нет особого доверья.

Но лишь одну из них не премину:

коль новый год раскрыл широко двери

и календарь свои первый развернул

листок,

я должен написать хоть пару строк,

как говорится, положить начало,

чтоб муза мне без устали шептала

и день за днем бурлил стихов поток.

Да будь неиссякаемым, исток!

1963

ЛЕБЕДЬ

Пруд в серебряных бликах,