Будут жить ! - [3]
Стрелковые полки и артиллерийский полк дивизии указанные им рубежи уже заняли, передовой отряд дивизии выдвинут навстречу наступающему противнику в район станицы Цимлянской, медико-санитарному батальону следует по завершении выгрузки двинуться в станицу Новоаксайскую, развернуться там не позднее утра следующего дня и подготовиться к приему раненых.
- До Новоаксайской шестьдесят километров по открытой местности, предупреждает Власов. - Возможны налеты авиации противника. Требую соблюдать жесткую дисциплину. Командиры обязаны подать пример выдержки и мужества. Это все. Вопросы есть?
Вопросов нет. Вернее, вопросов множество, но они не к начальнику санитарной службы дивизии. Ведь нельзя требовать от Власова, чтобы он ответил, как сумели гитлеровцы оправиться после разгрома под Москвой, отчего мы вынуждены снова отступать и, судя по всему, отступили уже до самого Дона!
Да и какой смысл задавать такие вопросы? Это ничего не изменит. Есть реальность, с которой нужно считаться, есть понятие "солдатский долг", и, наконец, есть приказ, который следует выполнять как можно скорее и лучше.
- Все ясно! - слышится голос ведущего хирурга А. М. Ската.
- Хорошо, - говорит Власов. - В таком случае приступайте к выполнению приказа, товарищи. Желаю успеха!
Он подносит руку к лакированному козырьку фуражки.
- Строить подразделения! Строить подразделения! - разносится по станции.
Колонна медико-санитарного батальона вытягивается на булыжной пристанционной площади. Сбегаются жутовские ребятишки. Из-за плетней, где желтеют подсолнухи, темнеет вишенье. Глядят, приложив ко лбу загорелые руки, женщины. Перекликаются петухи. Этот мирный пейзаж, эти мирные, милые звуки никак не вяжутся с только что услышанной новостью о приближении врага. Ну какой же тут фронт? Даже отдаленного гула выстрелов не различишь. И ясное небо совершенно чисто - никаких самолетов...
Подают команду начать движение. Колонна трогается с места. В сознании все еще не укладывается, что прибыли на фронт, что дивизия, может быть, уже сражается, несет потери. Никто из нас не подозревает, что с каждым шагом батальон приближается к самому кратеру развернувшегося на степных просторах сражения. Нам невдомек, что огненная лава войны скоро расползется по всему междуречью Волги и Дона, что жгучие огненные языки дотянутся до Сталинграда, и те, кому повезет, кто уцелеет в июле, узнают и вынесут то, чего прежде не знал и не выносил ни один человек.
* * *
По дороге к Сталинграду эшелон медсанбата бомбили два раза. Особенно жестоко в Поворине. Мы прибыли туда за считанные минуты до начала сильнейшего налета вражеской авиации. Позднее А. М. Скат и И. М. Персианова, уже побывавшие на фронте, говорили, что такой бомбежки не припомнят.
Словом, можно было считать, что крещение бомбами мы приняли. Но одно дело - переносить бомбардировку в эшелоне, и совсем другое - в колонне войск, совершающих пеший марш. Убедиться в этом пришлось уже на шестом километре пути.
...Пять "юнкерсов", нагло летевших без сопровождения истребителей, появились в небе совершенно неожиданно, приближаясь с невероятной быстротой. Команду "Воздух!" подали, насколько я понимаю, своевременно, но выполняли медленно. Во всяком случае, сама я не бросилась сразу же прочь от дороги, не попыталась найти хотя бы подобие укрытия, а какое-то время стояла будто загипнотизированная, оцепенело наблюдая, как стремительно увеличиваются в размерах вражеские самолеты. Это противник? И ничего нельзя предпринять? И нужно бежать, бросаться в пыль, пачкать обмундирование?
Очнулась я, когда, заложив крутой вираж, головной бомбардировщик с воем понесся на колонну и от его брюха отделились бомбы. На мгновенье они словно бы зависли в воздухе и вдруг, как бы выискав цель, с нарастающим злобным визгом устремились прямо на меня.
Результаты вражеской бомбежки оказались весьма убогими: "юнкерсы" крутились над колонной минут сорок, а убило только двух лошадей, ранило всего трех человек и разбило лишь одну повозку. Но именно тут, в открытой степи, впервые довелось испытать чувство полной беспомощности перед врагом, чувство глубокого унижения. Поэтому поднимались мы с земли бледные от пережитого, с глазами, полными ярости и гнева.
Маршрут движения колонны пролегал вдали от населенных пунктов, а стало быть, и вдали от колодцев. Речушек же и ручейков не попадалось. Шагая под палящими лучами солнца, в удушливом облаке поднимаемой ногами и колесами горячей пыли, люди страдали от жажды, задыхались. Смоченные водой марлевые повязки, которыми закрывали рот и нос, высыхали слишком быстро. А зной усиливался, а дорога тянулась и тянулась...
И снова нас бомбили. Еще четырежды. И ранили пятерых человек. Трое же получили тепловые удары.
Со второй половины дня навстречу медсанбату потащились повозки с ранеными. Фуры и телеги уходящих от врага местных жителей. Мелкие группы понурых солдат, потерявших свою часть. Вид этих солдат и беженцев вселял тревогу.
Под вечер - огромное багровое солнце наполовину сползло за горизонт возле колонны медсанбата заскрипел тормозами грузовик. Из кабины выскочил небритый старшина, спросил, кто старший, доложил комбату, что везет раненых бойцов и командиров, не знает, кому их сдать: поблизости ни одной медчасти. Может, товарищ военврач заберет ребят?
Перед Вами история жизни первого добровольца Русского Флота. Конон Никитич Зотов по призыву Петра Великого, с первыми недорослями из России, был отправлен за границу, для изучения иностранных языков и первый, кто просил Петра практиковаться в голландском и английском флоте. Один из разработчиков Военно-Морского законодательства России, талантливый судоводитель и стратег. Вся жизнь на благо России. Нам есть кем гордиться! Нам есть с кого брать пример! У Вас будет уникальная возможность ознакомиться в приложении с репринтом оригинального издания «Жизнеописания первых российских адмиралов» 1831 года Морской типографии Санкт Петербурга, созданый на основе электронной копии высокого разрешения, которую очистили и обработали вручную, сохранив структуру и орфографию оригинального издания.
«Санньяса» — сборник эссе Свами Абхишиктананды, представляющий первую часть труда «Другой берег». В нём представлен уникальный анализ индусской традиции отшельничества, основанный на глубоком изучении Санньяса Упанишад и многолетнем личном опыте автора, который провёл 25 лет в духовных странствиях по Индии и изнутри изучил мироощущение и быт садху. Он также приводит параллели между санньясой и христианским монашеством, особенно времён отцов‑пустынников.
Татьяна Александровна Богданович (1872–1942), рано лишившись матери, выросла в семье Анненских, под опекой беззаветно любящей тети — Александры Никитичны, детской писательницы, переводчицы, и дяди — Николая Федоровича, крупнейшего статистика, публициста и выдающегося общественного деятеля. Вторым ее дядей был Иннокентий Федорович Анненский, один из самых замечательных поэтов «Серебряного века». Еще был «содядюшка» — так называл себя Владимир Галактионович Короленко, близкий друг семьи. Татьяна Александровна училась на историческом отделении Высших женских Бестужевских курсов в Петербурге.
Михаил Евграфович Салтыков (Н. Щедрин) известен сегодняшним читателям главным образом как автор нескольких хрестоматийных сказок, но это далеко не лучшее из того, что он написал. Писатель колоссального масштаба, наделенный «сумасшедше-юмористической фантазией», Салтыков обнажал суть явлений и показывал жизнь с неожиданной стороны. Не случайно для своих современников он стал «властителем дум», одним из тех, кому верили, чье слово будоражило умы, чей горький смех вызывал отклик и сочувствие. Опубликованные в этой книге тексты – эпистолярные фрагменты из «мушкетерских» посланий самого писателя, малоизвестные воспоминания современников о нем, прозаические и стихотворные отклики на его смерть – дают представление о Салтыкове не только как о гениальном художнике, общественно значимой личности, но и как о частном человеке.
В книге автор рассказывает о непростой службе на судах Морского космического флота, океанских походах, о встречах с интересными людьми. Большой любовью рассказывает о своих родителях-тружениках села – честных и трудолюбивых людях; с грустью вспоминает о своём полуголодном военном детстве; о годах учёбы в военном училище, о начале самостоятельной жизни – службе на судах МКФ, с гордостью пронесших флаг нашей страны через моря и океаны. Автор размышляет о судьбе товарищей-сослуживцев и судьбе нашей Родины.
Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.