Будни - [90]

Очнувшись от задумчивости, Гришка смотрит в верха Нименьги и с ужасом видит поблизости фигуру Лавера.

Старик что-то рассматривает на другом берегу. Он сразу замечает Гришку и Шмотякова, но не повертывается к ним.

— Смотрю — кто-то в траве плещется, — говорит он.

Шмотяков и Гришка тоже принимаются смотреть на противоположный берег. Действительно, там в траве кто-то плещется.

— Это не крыса? — сощурившись, спрашивает Лавер у Шмотякова.

— Нет. Крыса выходит только ночью…

— А-а…

— Утка! — не помня себя от радости, кричит Гришка. — Ей-богу, утка.

Лавер и Шмотяков ничего не отвечают.

Гришка скидывает штаны, подбирает к подбородку рубаху и идет в реку.

— Долго ли поживете? — неожиданно спрашивает Лавер, не смотря на Шмотякова.

— У меня еще много работы.

— Все с крысой?

— Да. Я изучаю ондатру.

Гришка скрывается в тростнике у противоположного берега и через минуту снова показывается, держа в руках утку.

Утка взмахивает подбитыми крыльями, вертит толовой.

— Сиди, сиди, — уговаривает ее Гришка, широко улыбаясь. Он выходит на берег.

Лавер окидывает его неторопливым взглядом и, скупо улыбнувшись, идет в лес.

Онисим с удивлением рассматривал утку. Этого он от Гришки никак не ждал. Сам охотиться на уток не любил: пустое занятие…

— Ну что же, давай щипли, сразу ее в котел.

— Нет, — говорит Гришка, — домой унесу живую.

— Что так уж сразу и домой! Убьем и еще.

Гришка молчит.

«Давно не видел Мурышихи, — думает Онисим. — Покажись, она опять начнет язык-то очесывать. Совсем бог убил парня».

Онисим провожает Гришку до поворота большой тропы. Сумерки. Мирно постукивает над головами дятел. Тропа устлана желтыми листьями.

— Молотится-то ничего? — спрашивает Онисим.

— Ничего. Колос успел налиться, не все сгорело.

— Давно не помню такой осени. Ну иди, да поторапливайся. Смотри, солнышко сейчас упадет. Ночи темные стали, глухие…

Онисим стоит на тропе, пока Гришка не скрывается за поворотом.

Глава шестая

Вечером Шмотяков сидит у себя в шалаше и читает книжку. Около него вертится Найда. Онисим отгоняет собаку и сам опускается на пенек к костру.

— Пожалуйста, пожалуйста, — кивает Шмотяков. — Ты сегодня, кажется, с удачей?

— Да, трех глухарей…

Онисим дальнозорок. Он видит изображение ондатры на раскрытой странице в руках Шмотякова.

— Стало быть, и в Вологде все с этой крысой носишься? — говорит он. — Иль есть другое дело? Ружье вон у тебя хорошее, и по учению ты, должно быть, вышел, а в лесу, видать, ходил мало. Видишь все со стороны…

Онисим улыбается.

— Вот так, бывало, мой покойный отец да Родька Чуприков у мужика тес пилили. Хорошо пилят. Идет незнакомый человек и спрашивает: «Почем пилите?» — «Столько-то». — «Дорого». — «А вот, — говорит Родька, — мы станем пилить, а ты рядом встань да руками день промаши — тебе весь сегодняшний заработок». — «Давайте». Вот Родька с отцом стали пилить, а человек встал рядом и давай руками мотать: «Ну как?» — спрашивает Родька. «Да ничего». — «Ну ничего, так помахивай». Пилят отец и Родька минут десять, смотрят — человек начал морщиться. Потом говорит: «А ну тя к черту!» И ушел…

— Да нет, я бывал, — торопливо отвечает Шмотяков, не глядя на Онисима. — Только я больше на Кавказе. Я охотник на горных козлов. Север знаю мало.

— Так… А что, этот горный козел, по шкуре или по мясу ценится? Козловые сапоги шьют не из него?

— Да, шьют и сапоги.

— Хм, — произносит Онисим и осторожно из-под густых бровей осматривает Шмотякова. — Вы, стало быть, больше по зверю? Медведя знаешь?

— Знаю. Но я больше по горным.

— У нас ведь и медведь особенный. На Кавказе, говорят, не такой… Бывало, у одного мужика медведь-то повалил корову. Мужик приуныл. Корова была одна. Без коровы мужику какое житье? У нас без навоза земля не родит… Это, может быть, на Кавказе… Купить корову мужику не на что. Вот он рассердился и говорит: «Отомщу же я тебе, окаянная сила». Один раз пошел в лес дрова рубить. С собой, кроме топора, ничего не взял. Зашел в лес. Ходит. Вдруг в стороне слышит рев. Ревут коровы. Опять медведь одну повалил. Коровы, как увидели кровь, собрались в кружок, роют землю копытами и ревут. Ревут и подступают к медведю все ближе и ближе. Вместе они медведя не боятся. Вместе у коровы находится храбрость. Он обороняется от них только кровью. Наберет в рот крови и плюнет в коров. В таком положении застал его наш мужик, по прозвищу Кочеря. Мужик ахнул, выхватил из-за пояса топор и при таком коровьем примере забыл страх, побежал на медведя. Оттеснил коров, размахнулся, изо всей силы ударил обухом медведя в лоб. Медведь заревел, скатился с коровы. Не успел встать на дыбы, мужик его второй раз оглушил. Вот у мишки помутилось в глазах. Пошел он от мужика шатаясь. А Кочеря обозлился, ни за что не хочет его упускать. Догнал медведя, вскочил ему на спину и ехал на нем так, покуда не заколотил до смерти. Так отплатил Кочеря медведю…

Онисим молчит, посматривая на Шмотякова.

— А-а… — произносит Шмотяков неопределенно: не то верит, не то сомневается в рассказанном. — Да, история, — добавляет он.

Онисим смеется глазами.

— А разве такое происшествие не могло быть? — уже не скрывая улыбки, спрашивает он, и сам себе отвечает: — Могло быть…