Будни - [87]

Зорким глазом Гришка окидывает елки, высокие осиновые пни и снова уверенно шагает.

— Что же ты, милый, — говорит Шмотяков, вглядываясь между деревьями (впереди какая-то светлая полянка), — не можешь покорить Мурышиху?

Гришка на мгновение останавливается, с опаской смотрит кругом.

— Вам уже сказали?

— Тут нет ничего особенного, — продолжает Шмотяков. — Я заметил, Мурышиха щегольнуть любит. Надо ее ловить на этом…

Гришка молчит.

Шмотяков больше ничего не спрашивает. Впереди становится светлей и светлей. Вскоре они выходят на маленькую площадку.

— Ну, вот и Гордина изба, — говорит Гришка.

Площадка заросла высоким пыреем. Влево, у молодых елок, темнеют развалины сруба. В средине сруба растет толстая береза; рядом черные камни очага, сгнившие доски нар. Лет пять-десять тому назад здесь жил старый охотник Гордей Артамонов.

Шмотяков и Гришка садятся на гнилое бревно курить.

Совсем рядом слышится шум Нименьги.

— Нет, ты очень робок, — говорит Шмотяков.

— Уж какой есть…

Гришка отвертывается. Сидит молча.

Сзади них раздвигаются кусты, и на поляну выходит Лавер.

На лице Шмотякова страх. Гришка замечает это и сам чувствует неловкость перед стариком.

Лавер смотрит на вершины, как бы не замечая Гришки и Шмотякова. Потом повертывается. Шмотяков бледнеет. Гришка в душе смеется.

— Здорово, — говорит Лавер.

В голосе его ни обиды, ни раздражения. Старик даже пробует улыбнуться.

— Ну вот наши леса. Да. Куда пошли-то?

— Крысу искать, — торопливо отвечает Гришка.

Лавер щурится, думает.

— Ондатру, — поправляет Шмотяков.

— Так-так…

Все вместе они идут к реке. Налево, в большом плесе, плавают утки. Гришка падает на землю и ползет. Лавер и Шмотяков стоят, притаившись за кустом.

— Вы не стесняйтесь, — говорит Лавер. — В лесу ходить никому не запрещено. Вот когда я на медведя собираюсь, тогда не даю на своем путике ни плевать, ни табак сорить, сам не нюхаю табаку, хожу только в лаптях, а то сапоги пахнут дегтем…

— Вот что! — удивленно и радостно произносит Шмотяков. — А сейчас ты не охотишься на медведя?

— В этом году еще нет. Без напарника не решаюсь. Стареть стал…

— А ведь рядом с тобой тоже охотник живет.

Шмотяков настороженно, с некоторой робостью ждет ответа.

Лавер молчит.

В это время над плесом раздается страшный грохот, и утки со свистом проносятся в верха Нименьги.

— Парень в темя колочен, — замечает Лавер и сплевывает.

Гришка бежит от реки, размахивая руками.

— Дедушка Лавер, ей-богу, двух подстрелил. Свалятся. Будут всю осень на воде плавать!

Лавер ничего не отвечает.

Гришка громко принимается рассказывать, как все это произошло. Шмотяков не слушает его, стоит, отвернувшись к лесу. Он чувствует на себе взгляд старика, поднимает голову и замечает, что Лавер все время наблюдал за ним.

Уходит Лавер неожиданно, ничего не сказав на прощание.

Глава пятая

Гришка никогда не видел ондатры. Шмотяков показал ему срезанные ондатрой стебли манника и водокраса. У этих растений были съедены только прикорневые части, все же остальное не тронуто.

— По этим кормовым площадкам всегда легко узнать зверька, — сказал Шмотяков. — Но увидеть ондатру нам с тобой сейчас не придется, — она ведет ночной образ жизни. Сегодня ночью я буду сидеть здесь и поджидать, когда она выплывет на кормежку.

И действительно, Шмотяков остался у реки на ночь. Гришка отправился к избушке. Он ничего сегодня не принес.

— Что же ты даром одежу рвешь? — сказал ему Онисим. — И в колхозе ничего не заработал и тут шатаешься?

Гришка виновато молчал.

— Шел бы хоть на лесоэкспорт, — продолжал Онисим.

— Мне, дед, в жизни счастья нету, — печально ответил Гришка.

«Дурак, — подумал Онисим. — Настоящей нужды не видел».

Он велел Гришке приготовлять дрова, сам принялся щипать тетерку.

Гришка обдумывал слова Онисима. Старик был прав: он работал все лето спустя рукава. Вся его жизнь была заполнена только ею — Мурышихой. Не было минуты, чтобы он не думал о ней. Она являлась ему во сне ласковая и волнующая. Потом он целые дни ходил ошалев, не узнавая людей, и бабы говорили, что у парня зашел ум за разум.

Иногда с ним беседовал Макар Иванович. Он рассказывал, как жили ребята раньше. Вот у него, например, в девятнадцать лет даже праздничной рубахи не было. А сейчас это под боком. Вот если бы Макару Ивановичу было столько лет, как Гришке, он вступил бы в комсомол да стал бы в деревне культурные дела развертывать. Уж он бы не закис!

И вот только теперь Гришка видит, что прошло лето, проходит осень, и не поймешь, что за это время было сделано, чем был занят.

Парня охватывает чувство стыда и раскаяния. Он хватает топор и бежит в лес.

Уже смеркается.

На тропе лежат густые прохладные тени. От реки пахнет черемухой.

— Куда? — кричит Онисим.

Гришка только машет рукой и скрывается в сосняке. Он бродит между стволами, посматривая на вершины, на кору дерева и время от времени делает на соснах зарубки. Щепу он подносит близко к лицу и рассматривает. Да, вот эта: бела и мелкослойна, вершина у нее зонтом, кора грубая.

Он начинает срубать дерево. Теперь Онисим догадывается, в чем дело, и не обращает на Гришку внимания.

Сосна падает во мраке, неизвестно куда. Страшный треск. Невидимые, летят сучья и ударяются о землю, как копыта.