Будда - [21]

.

Еще на заре отшельничества, когда оно только формировалось как социальное явление, находилось немало тех, кто выбирал такой образ жизни, чтобы избавиться от тягостной рутины повседневной жизни или изнурительного труда. В монахи охотно шли и разного рода отщепенцы, отвергнутые обществом: школяры-недоучки, злостные должники, банкроты, преступники, укрывающиеся от правосудия. Однако во времена молодости Гаутамы монашество стало превращаться в более организованное сообщество, которое налагало на своих членов определенные обязательства — даже самым недисциплинированным бхикшу предписывалось следовать канонам монашеского поведения, чтобы хоть как-то оправдать в глазах общества свое существование. Это дало толчок образованию целого ряда всевозможных религиозных школ. В бурно развивающихся царствах Кошале и Магадхе монархическая власть была достаточно эффективна, чтобы контролировать подданных, не позволяя им бездельничать. Так что монахам еще надо было доказать, что они не просто паразиты, а люди, активно занимающиеся философскими поисками истины[3].

Новые мировоззренческие теории того времени в большинстве своем основывались на учении о реинкарнации и карме: они ставили целью найти путь избавления от бесконечного круговорота перерождений сансары, который толкал человека от одной жизни к другой. Упанишады, например, причиной этого безысходного положения объявляли неведение: стоит человеку глубоко познать собственное истинное универсальное «я» (атман), как он перестанет так остро ощущать боль и скорбь жизни и почувствует признаки окончательного освобождения. Для духовных поисков монашеской братии Магадхи, Кошалы и других государств восточной части равнины Ганга более характерен практицизм. В отличие от последователей Упанишад главной причиной духкха здесь считалось желание (танха). Под этим подразумевались не благородные поиски истины, вдохновляющие на праведную жизнь, а «жажда жизни» — постоянное ненасытное желание получать все новые ее радости. Именно она, эта жажда жизни, заставляет человека произносить «Я хочу». У монахов этой части Индии все более сильное беспокойство вызывали атрибуты нового общества — алчность и эгоцентризм, процветающие в городах. Будучи продуктом своей эпохи, представители монашества, несомненно, усвоили индивидуалистическое мировоззрение, императив которого — опора только на собственные силы. Вместе с тем, как мыслящая часть общества, они впитали и дух «осевого времени», а потому хорошо понимали, каким пагубным может стать для человека эгоистическое самосознание. Поэтому здесь, в восточной части долины Ганга, укоренилось представление, что именно ненасытная танха не дает человеку вырваться из сансары, беспрестанно побуждая его совершать все новые действия в попытках утолить жажду жизни. Одолеваемые желанием, мы начинаем предпринимать шаги, чтобы удовлетворить его; желая женщину, мужчина старается привлечь ее внимание; находясь во власти влюбленности, человек испытывает страстное желание обладать объектом любви, удерживать его подле себя, владеть им. Возжелав роскоши и богатства, он готов трудиться до седьмого пота, не чураясь самой тяжелой и черной работы. Получается, что действиями человека (кармой) движут желания; но каждый поступок имеет долгосрочные последствия, а в совокупности они определяют, какой будет жизнь человека при следующем рождении.

Отсюда напрашивается вывод, что причина перерождений — карма; если же полностью прекратить совершать поступки, можно получить шанс освободиться от цепей перерождения и тем самым — от следующей жизни, жизненных страданий и необходимости снова претерпевать ужас конца. Однако желания раз за разом подталкивают нас к разным действиям. Следовательно, рассуждали монахи, если изгнать танха из своего сердца и своих мыслей, то карма станет лучше. Однако домохозяин, человек, живущий в семейном кругу, не может избавить себя от желаний, поскольку такая жизнь обрекает его на бесконечную череду всяких действий и поступков[4]. Как муж и глава семейства, он обязан производить на свет потомство — что невозможно, если он не испытывает хоть чуточку вожделения к своей супруге. Он не сможет успешно заниматься ремеслом или торговлей, пока не почувствует хотя бы самого незначительного позыва алчности. А взять царя или кшатрия: как управлять государством, как вести войны с врагами, не испытывая жажды власти? Вот и получается, что без желаний и обусловленных ими поступков жизнь общества замрет. А роль домохозяина, направляемая вожделением, алчностью и честолюбием, приговаривает человека совершать поступки, навечно запирающие его в тисках бесконечных реинкарнаций: снова и снова он будет рождаться, чтобы снова и снова испытывать боль, страдания и горести жизни. Правда, можно несколько облегчить свою участь поступками, улучшающими карму. Например, подавать милостыню бхикшу — эта заслуга, несомненно, поможет в следующей жизни. Однако, поскольку все благие поступки достаточно мелки по масштабам, их последствия в следующей жизни тоже весьма ограниченны. Они никак не могут привести человека к нирване. В лучшем случае благоприятная карма вознаградит нас реинкарнацией в ипостаси божества одной из небесных сфер, хотя и этому божественному существованию в один прекрасный день придет конец. Вот почему бесконечный круговорот действий и обязанностей мужчины — главы семьи стал символом сансары и препятствием к освобождению. Прикованный к этому монотонному бесконечному кругу, несчастный лишен какой бы то ни было надежды на окончательное освобождение.