Будь ты проклят, Амалик! - [4]

Шрифт
Интервал

Огромный посох Халева заработал, как молотилка, разбивая головы и дробя руки-ноги-спины-рёбра. Подключился к кровавой бойне появившийся из лаза Осия. Несколько стуков сердца и от охраны остались трупы, и только немного покалеченных, но ещё живых счастливчиков в панике отползают в разные стороны от страшного тандема.

Для Вождя появление евреев в столь неприступном логове стало неприятной неожиданностью. Но не больше. Два еврея, пусть даже и столь грозные, это не трагедия. Меня он и его люди пока не обнаружили. Спасибо Масайа. Ты правильно меня научил. Я выскользнул из лаза и распластался среди камней в тени нависшей над проходом скалы.

Вождь и его телохранители вышли на середину площадки и встали напротив Осии и Халева. Сколько жить буду — не забуду эту картину. Чтобы описать её нужен кто-то другой, покруче жалкого подбирателя чужих впечатлений и идей Туава: может быть гениальный сочинитель Умар Ха Им. Но нет тут другого — есть только я, Свидетель. И я видел этот бой своими глазами.

На скале, нависшей над плоскогорьем Рефидим, а сегодня и над всем миром, стали друг против друга люди. Замер бой армий в Рефидиме и затаили дыхание боги. Тишина зависла над миром людей и богов.

Ибо не боги и не толпы людей решают судьбы Мира. Судьбу Мира решают люди: лицом в лицо, яростью в ярость. На скале над Миром встали люди, не Боги. Сейчас и здесь они решают судьбу этого Мира. И Мир, затаив дыхание, ждал свою участь.

Мелкий тщедушный карлик Осия и большой жирный толстяк Халев против четвёрки гигантов — лучших бойцов Амалика.

Нелегко досталась Халеву дорога к этой скале. Порванный, пропитанный кровью и потом полосатый халат, пробитая голова, затёкший кровью глаз, выбитые зубы, Халев спокойно, с презрением рассматривал холёного, пока ещё чистого красавца Вождя и сытые рожи его телохранителей.

Два огромных телохранителя по левую и правую руку — на самом деле это просто горы мяса, ничего больше. Их задача: прикрывать Вождя своими телами. Эти громилы больше для престижа и солидности, чем для настоящей драки.

Намного серьёзнее тот парень, что прикрывает Вождя спереди. Чернокожий верзила с широченными покатыми плечами и кривыми короткими ногами. На пол головы ниже Халева, но руки, как брёвна. Огромные, с голову того же Халева, кулаки свисают до земли. Прямо от плеч, без намёка на шею, начинается голова с покатым узким лбом, выступающими мощными надбровными дугами и маленькими тусклыми глазками. Завершает картину рот с крупными зубами и огромными, как у павиана, клыками.

Очень убедительный парень: полузверь-получеловек. Настоящее чудовище. Не хотел бы я, чтобы он мне приснился ночью.

Негр сделал шаг вперёд и стукнул кулаком в выпуклую, покрытую жёсткими кучерявыми волосами грудь. Другой рукой чудовище волочило за собой тяжёлую сучковатую дубину, по весу и размерам подстать боевому посоху Халева.

Осия сделал движение к охраннику навстречу, но Халев остановил его, придержав за халат: «Никто не может сказать, что Халев отказался от хорошей драки» — сказал он. Осия пожал плечами, оскалил зубы и свирепо хихикнул. Всем остальным было не до смеха. Осия спокойно сделал шаг назад. Халев шагнул вперёд и встал напротив негра.

С диким рёвом Халев и охранник бросились друг на друга. Дубина и посох сошлись в бешеном ударе и разлетелись в разные стороны. И Халев, и негр удивлённо посмотрели на свои руки. Никогда бы не поверил, что Халев может выпустить посох из рук. Но тут нашла коса на камень.

Бойцы завертелись в быстром танце, нанося друг другу чудовищные удары. И, вдруг, застыли, сцепившись в мёртвой хватке. Негр обхватил туловище Халева кольцом огромных рук, сцепив их в замок, Халев выворачивал голову врага, упираясь одной рукой в подбородок, другой обхватив затылок.

У Халева пошла кровь из ушей и носа. Кровь окрасила губы, запузырившись в уголках рта. Халев взревел «ЙАХВ», раздался треск и тело охранника обмякло. Он осел на землю. Халев без сознания рухнул на негра сверху.

«Но с торжествующим врагом он встретил смерть лицом к лицу, как в битве следует бойцу», — строчка из чьих-то стихов пробежала у меня в голове.

Теперь уже Осия пошёл на Вождя. Вождь играючи поднял огромный меч. Телохранители одновременно шагнули к Осии и разошлись в стороны, заняв позиции слева и справа от него.

Ну что ж, настал и мой черёд, моё время. Я выкатился из-под скалы и послал две стрелы в левого охраника и одну стрелу в правого. Одну стрелу левому в ногу и, немедленно, вторую в открывшееся ухо. Второму хватило одной стрелы — в щель между шлемом и бронзовым воротником. Грешно было бы промахнуться: очень уж он удобно подставился.

Осия удивлённо посмотрел в мою сторону, потом перевёл взгляд вверх на скалу и резко вскинул руку в направлении своего взгляда.

Я сработал на рефлекс. Не задумываясь, упал на спину и перекатился влево, на открытое пространство, успев послать две стрелы, не целясь в указанном Осией направлении. Тут соревнование шло на инстинкты, а не на реакцию. Разглядывать цель было некогда. Со скалы на камни глухо шлёпнулось тело. Ай да я! Ай да молодец!

Я рассмотрел его потом. Специально пришёл на это место. Это был взрослый мужчина — нубиец, как две капли воды похожий на меня, разве что постарше. Может быть, даже мой родственник.


Еще от автора Миша Наум Бродский
Дорога сквозь мёртвую и живую кровь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Осия, сын Нава – мангуста именем Божьим

Исход евреев из Египта — что это было?Самая жестокая и кровавая история Торы.Самый первый, Самый древний,Самый крутой детектив во все времена.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.