Будь ножом моим - [110]

Шрифт
Интервал


А вдруг старик уже успел что-то с ним сделать? Я услышал, как он спросил Идо: «Ты маленький Эйнхорн?», а Идо уставился на него, наверное, уже в полуобмороке от холода


Это невозможно, как, и почему сейчас, когда мысли мои заняты совсем другим


Старик наклонился к нему и спросил, дома ли папа или мама, а Идо продолжал смотреть на него


Подойдя к календарю в кухне, я начала отсчитывать дни. В голову ничего не приходило, слова рассыпались, как разорванные бусы. Сосчитала еще раз, считала на пальцах, получалось одно и то же. Я села и задрожала


Старик спросил, что он делает на улице, но Идо все таращился на него. И я почувствовал, что старик считает его ненормальным


Я встала, чтобы позвонить Амосу, и снова упала в кресло. Сидела, пытаясь понять, что чувствую. Еще ничего не понимала, но во мне зашевелилось маленькое, твердое знание, что я не ошибаюсь


Старик засунул руку в карман и пошарил в нем. Я бросился к двери, распахнул ее и спросил: «В чем дело, уважаемый?»


Успокойся, – сказала я себе. – И тут же все сигналы, которые тело посылало мне в последние недели, внутренняя тревога, перемены в теле, и вкус кофе… Но вот уже несколько месяцев, как я прекратила лечение – быть не может, что после стольких лет страданий и мучений вдруг случилось


Он, старик, немного испугался меня – без одежды я выглядел дико и воинственно – и произнес, улыбаясь: «Все в порядке, я только принес вам письмо из мэрии. Оно пришло к нам по ошибке»


И тут я наконец вспомнила о Яире и ребенке, осознав, что обязана во что бы то ни стало сохранять трезвость ума и отложить все прочие мысли до тех пор, пока Яир не впустит мальчика в дом


Старик протянул мне письмо и, вместо того, чтобы убраться восвояси, начал проявлять некоторый интерес к ситуации, заявив со знанием дела и как бы обращаясь к Идо, что маленькие дети могут подхватить воспаление легких, стоя вот так на улице


Все мои мысли были заняты ребенком, бедным ребенком, бедным ребенком, над которым в эту минуту занесен пламенный меч обращающийся[38], и понимала, как он несчастен и как от этого несчастен Яир


Я ответил старику, – но тоже поглядывая на Идо, – что как только «малыш» вежливо попросит прощения за весь «бедлам», который он нам тут устроил, ему будет позволено вернуться домой


Я вспомнила, как он читает ему сказку перед сном, и с какой нежностью он о нем писал, и как я всегда чувствовала, что у него лучше получается быть отцом, чем у меня матерью – именно потому, что Идо здоров. Да, потому что у него больше точек соприкосновения с душой своего ребенка


Идо съежился от незнакомого слова «бедлам», как будто схлопотал от меня пощечину


И, не зная, как им помочь, я тоже сняла туфли, – безумно и нелепо это было, но в ту минуту казалось вполне логичным. Свитер я тоже сняла, оставшись в одной тонкой блузке. Каждое прикосновение к телу было новым, каждое прикосновение и радовало, и пугало, будто я разворачивала еще не принадлежащий мне подарок


Старик сделал шаг назад, ухмыльнувшись с недоуменной подозрительностью, а я испепелял его взглядом, пока он не ретировался со двора


В доме было холодно, но я не стала включать обогреватель


Я подумала, что теперь заболею. Теперь мы с Идо заболеем. Теперь я, Идо и Яир заболеем одной и той же болезнью


Я быстро развернулся, вошел в дом, хлопнув дверью, и немедленно припал к окну


Но я же теперь должна быть здорова, здорова


Я увидел, как Идо медленно разжимает ладонь, а на ней лежит красная конфета, которую этот старый маньяк все-таки успел ему всучить


И тогда я, наконец, осмелилась впервые высказать вслух мою крохотную догадку – целиком, во всей полноте двух слов, из которых она состояла, таких чудесных и пугающих


Где же она, черт подери, где


И, не утерпев, я начала набирать номер, но, увидев, что пальцы дрожат, перестала. И еще я поняла, почему в последние дни мне стало жать кольцо, и от сердца тут же отлегло


Почему она не звонит теперь, когда она так нужна


А он после первого же гудка бросился к телефону и крикнул: «Да?!» Что есть мочи. Я сказала, что это я, и он умолк, будто прокладывая у себя в голове тропинку к воспоминанию о том, кто я такая. И я тоже вдруг позабыла, что хотела ему рассказать, и опять назвала свое имя. И даже мое имя показалось мне новым и полным, полным жизни, а Яир в полной растерянности произнес: «Ах да, ты», и тут же заговорил торопливым, жалобным голосом


Посмотри, как он упрямится и не сдается. Пойми, я был прав, когда сказал, что это война. Но ты увидишь, что на этот раз я его нагну, и больше такого не случится


Его голос изменился до неузнаваемости, стал тонким и сбивчивым от обиды и ярости. Я чувствовала, как этот голос все больше отдаляется от меня, пятится назад, приникает к своим корням. А зачем, скажи, ты должен его нагибать


«Зачем», «зачем» – потому что иначе он почувствует, что победил меня. А он должен знать, что у нас пока еще сохранилась пара-тройка принципов и что отец сильнее ребенка, это ему на пользу


Но ты же издеваешься над ним, это настоящее издевательство… Кровь стучала у меня в висках от накала эмоций. Мы повторяли друг другу одни и те же фразы, не в силах вырваться из заколдованного круга


Еще от автора Давид Гроссман
С кем бы побегать

По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.


Как-то лошадь входит в бар

Целая жизнь – длиной в один стэндап. Довале – комик, чья слава уже давно позади. В своем выступлении он лавирует между безудержным весельем и нервным срывом. Заигрывая с публикой, он создает сценические мемуары. Постепенно из-за фасада шуток проступает трагическое прошлое: ужасы детства, жестокость отца, военная служба. Юмор становится единственным способом, чтобы преодолеть прошлое.


Бывают дети-зигзаги

На свое 13-летие герой книги получает не совсем обычный подарок: путешествие. А вот куда, и зачем, и кто станет его спутниками — об этом вы узнаете, прочитав книгу известного израильского писателя Давида Гроссмана. Впрочем, выдумщики взрослые дарят Амнону не только путешествие, но и кое-что поинтереснее и поважнее. С путешествия все только начинается… Те несколько дней, что он проводит вне дома, круто меняют его жизнь и переворачивают все с ног на голову. Юные читатели изумятся, узнав, что с их ровесником может приключиться такое.


Кто-то, с кем можно бежать

По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась - в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне...По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.


Львиный мед. Повесть о Самсоне

Выдающийся израильский романист Давид Гроссман раскрывает сюжет о библейском герое Самсоне с неожиданной стороны. В его эссе этот могучий богатырь и служитель Божий предстает человеком с тонкой и ранимой душой, обреченным на отверженность и одиночество. Образ, на протяжении веков вдохновлявший многих художников, композиторов и писателей и вошедший в сознание еврейского народа как национальный герой, подводит автора, а вслед за ним и читателей к вопросу: "Почему люди так часто выбирают путь, ведущий к провалу, тогда, когда больше всего нуждаются в спасении? Так происходит и с отдельными людьми, и с обществами, и с народами; иногда кажется, что некая удручающая цикличность подталкивает их воспроизводить свой трагический выбор вновь и вновь…"Гроссман раскрывает перед нами истерзанную душу библейского Самсона — душу ребенка, заключенную в теле богатыря, жаждущую любви, но обреченную на одиночество и отверженность.Двойственность, как огонь, безумствует в нем: монашество и вожделение; тело с гигантскими мышцами т и душа «художественная» и возвышенная; дикость убийцы и понимание, что он — лишь инструмент в руках некоего "Божественного Провидения"… на веки вечные суждено ему остаться чужаком и даже изгоем среди людей; и никогда ему не суметь "стать, как прочие люди".


Дуэль

«Я был один, совершенно один, прячась под кроватью в комнате, к дверям которой приближались тяжелые страшные шаги…» Так начинает семиклассник Давид свой рассказ о странных событиях, разыгравшихся после загадочного похищения старинного рисунка. Заподозренного в краже друга Давида вызывает на дуэль чемпион университета по стрельбе. Тайна исчезнувшего рисунка ведет в далекое прошлое, и только Давид знает, как предотвратить дуэль и спасти друга от верной гибели. Но успеет ли он?Этой повестью известного израильского писателя Давида Гроссмана зачитываются школьники Израиля.


Рекомендуем почитать
Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пепельные волосы твои, Суламифь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Другое детство

ДРУГОЕ ДЕТСТВО — роман о гомосексуальном подростке, взрослеющем в условиях непонимания близких, одиночества и невозможности поделиться с кем бы то ни было своими переживаниями. Мы наблюдаем за формированием его характера, начиная с восьмилетнего возраста и заканчивая выпускным классом. Трудности взаимоотношений с матерью и друзьями, первая любовь — обычные подростковые проблемы осложняются его непохожестью на других. Ему придется многим пожертвовать, прежде чем получится вырваться из узкого ленинградского социума к другой жизни, в которой есть надежда на понимание.


Рассказы

В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.


Объект Стив

…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.


Не боюсь Синей Бороды

Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.


Лед

Ближайшее будущее. Льды Арктики растаяли. Туристический бизнес открывает новые горизонты, и для желающих достичь ранее недоступные места запускаются новые экспедиции. Пассажиры круизного лайнера мечтают увидеть белого медведя, а вместо него им придется найти еще нечто более удивительное – мертвое тело во льду. Кто этот человек? Был ли он жертвой незнакомцев или самых близких людей, безжалостно его предавших? Вместе со льдом растают и коварные тайны прошлого.


Небесные тела

В самолете, летящем из Омана во Франкфурт, торговец Абдулла думает о своих родных, вспоминает ушедшего отца, державшего его в ежовых рукавицах, грустит о жене Мийе, которая никогда его не любила, о дочери, недавно разорвавшей помолвку, думает о Зарифе, черной наложнице-рабыне, заменившей ему мать. Мы скоро узнаем, что Мийя и правда не хотела идти за Абдуллу – когда-то она была влюблена в другого, в мужчину, которого не знала. А еще она искусно управлялась с иголкой, но за годы брака больше полюбила сон – там не приходится лишний раз открывать рот.


Бруклинские глупости

Натан Гласс перебирается в Бруклин, чтобы умереть. Дни текут размеренно, пока обстоятельства не сталкивают его с Томом, племянником, работающим в букинистической лавке. «Книга человеческой глупости», над которой трудится Натан, пополняется ворохом поначалу разрозненных набросков. По мере того как он знакомится с новыми людьми, фрагменты рассказов о бесконечной глупости сливаются в единое целое и превращаются в историю о значимости и незначительности человеческой жизни, разворачивающуюся на фоне красочных американских реалий нулевых годов.


Лягушки

История Вань Синь – рассказ о том, что бывает, когда идешь на компромисс с совестью. Переступаешь через себя ради долга. Китай. Вторая половина XX века. Наша героиня – одна из первых настоящих акушерок, благодаря ей на свет появились сотни младенцев. Но вот наступила новая эра – государство ввело политику «одна семья – один ребенок». Страну обуял хаос. Призванная дарить жизнь, Вань Синь помешала появлению на свет множества детей и сломала множество судеб. Да, она выполняла чужую волю и действовала во имя общего блага. Но как ей жить дальше с этим грузом?