Будь моей - [20]

Кэти немного испугалась. У нее захватило дух. «О нет, — подумала она. — Я не должна… ни в коем случае не должна и думать о таких вещах, имея в виду Себастьяна! Он станет моим мужем, но даст мне только свое имя… Он так мне и сказал. Он больше ничего не хочет мне дать!»

Внезапно ей захотелось вернуть ему кольцо и убежать.

Но день свадьбы был назначен, и по мере его приближения покупалось все больше и больше вещей. У Кэти появилось так много нарядов — дневных платьев, вечерних платьев, пляжных костюмов, нижнего белья, — что она не знала, куда их девать. Тонкое, как паутинка, белье приводило Кэти в восторг, но когда она касалась легких ночных рубашек, то чувствовала некоторую робость. Ведь она станет их надевать, будучи женой. Женой… и при этом не женой?

Иногда она спрашивала себя: что же все-таки Себастьян от нее ждет?

Он был с ней очень добр, очень внимателен, иногда довольно ласков. Смотрел на Кэти, то весело, то с восхищением, а время от времени она замечала, что его улыбка становится даже нежной.

Иногда у него портилось настроение, он был замкнут, несколько угрюм, но после этого обычно старался все исправить и покупал Кэти что-нибудь изысканное и дорогое. Огромный флакон с духами или позолоченную коробку шоколада. Таких игрушек Кэти никогда не дарили, и они приводили ее в восхищение.

Его веселило, когда она искренне радовалась, получая простые, по его мнению, подарки, и отказывалась от наиболее дорогих: от изящного дорожного несессера, который он ей купил, набора мягких кожаных дамских косметичек, вечерней сумки из чистого золота и золотых портсигаров с выгравированными на них ее новыми инициалами — или инициалами, которые скоро будут принадлежать ей, — «К. де Б.». На них был изображен герб — еще более поразительная вещь для девушки, которая и не думала, что когда-либо займет высокое положение!

Кэти никак не могла поверить, что очень скоро станет маркизой де Барратейра, а Паула будет называться вдовствующей маркизой.

Они с Себастьяном нигде не появлялись вдвоем, если не считать короткой прогулки в парке, когда они кормили лебедей. Кэти спрашивала себя, насколько это соответствует португальским понятиям о благопристойности. Они пошли в театр вчетвером — четвертой была Паула, которая весь вечер хранила молчание, — посетили одну или две галереи, оказались под сводом собора Святого Павла, побывали в стенах безмятежного Вестминстерского аббатства. И каждый раз — вчетвером.

Прощаясь с Кэти, Себастьян всегда легко целовал ее в лоб, целовал руку крестной и ждал следующей встречи, не проявляя особого волнения.

Семья Шеридан должна была прилететь из Ирландии за день до свадьбы, но накануне Кэти получила телеграмму, в которой говорилось, что ее отец не сможет присутствовать на церемонии. Телеграмма оказалась длинной — должно быть, стоила ему больших денег, — нежной и печальной. У него простуда, и старый доктор и друг отца Барни Халлоран отсоветовал ему ехать. Кэти поняла, что доктор Халлоран лишь настоял на своем — Джеральду Шеридану был противопоказан полет на самолете. На свадьбе его дочери будет посаженый отец, ему же приходится слушаться доктора, если он хочет дожить до свадеб двух других дочерей.

Кэти достаточно знала своего отца, чтобы понять: он не пропустил бы ее свадьбу ради тех, что состоятся в будущем. Вероятно, он мечтал на ней присутствовать с тех пор, как в Ирландии попрощался с дочерью. А теперь, вместо того, чтобы сопровождать Кэти в самый важный день ее жизни и передать ее руку ее мужу, вместо того, чтобы пройти рядом с ней по проходу между рядами в церкви, он, вероятно, сильнее прежнего будет надрываться от кашля и придет в отчаяние от горя и безысходности.

Кэти получила телеграмму в одиннадцать часов и через несколько минут продиктовала по телефону длинный ответ. Потом спустилась вниз и беспокойно бродила по комнате, пока не появился Себастьян. Она бросилась к нему. Увидев горестное выражение лица Кэти, он спросил, что ее так расстроило.

Она объяснила дрожащим голосом:

— Мой отец не сможет приехать на свадьбу. Он болен… Перелет противопоказан ему, и он не сможет отдать меня замуж.

Ее губы дрожали так же сильно, как голос.

— Мне очень жаль, Кэти, — мягко сказал Себастьян. Он взял у Кэти телеграмму и прочел ее. — Но все не так плохо, как ты думаешь, потому что на такой свадьбе, как наша, присутствие посаженого отца вовсе не обязательно, если свидетелей достаточно. И в любом случае, приедет мой друг, старый маркиз де Мариалва. Если захочешь, посаженым отцом будет он. Или в церемонии может принять участие твоя мать.

Но девушка покачала головой, изо всех сил пытаясь справиться с дрожью в губах:

— Дело не в этом. Конечно, я… я понимаю, что это необязательно… Но я так хотела, чтобы мой отец… — У нее на глазах медленно выступили слезы и заблестели на кончиках ресниц.

Себастьян взял ее за локоть и отвел в тихую комнату, где можно было успокоиться и сосредоточиться, как раз для тех, кто хочет без помех написать письма. Он усадил Кэти на жесткий диван в стиле эпохи Регентства и сел рядом с ней.

— Кэти, мне действительно очень жаль, но твой отец не захотел бы, чтобы ты горевала из-за того, что произошло какое-то злосчастное событие. — По ее щеке покатилась блестящая слеза. Себастьян вынул носовой платок и протянул его Кэти, мягко обняв ее другой рукой за плечи. — Кэти, я все подготовил для поездки твоего отца за границу. Через две недели он уезжает в солнечные края, и твоя мать едет вместе с ним. Айлин и Брайд погостят у леди Фитц, пока не решат, что им делать дальше — поехать за границу к твоим родителям или заняться чем-нибудь еще. Что бы они ни выбрали, я оплачу их расходы. Тебе совершенно не о чем беспокоиться. Может быть, твои родители даже смогут заехать в Лиссабон, а мы их встретим и проведем время вместе.