Буало-Нарсежак. Том 2. Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз - [4]

— Ты уверен, что в ту субботу не произошло ничего из ряда вон выходящего?

— На все сто. По самой простой причине: весь день мы были вместе. Я приехал утром, часов в десять. Мадлен только что встала. Мы немного поболтали… не спрашивай о чем — таких мелочей я, естественно, не помню. Да и с чего бы мне было обращать на это внимание? Помню, обедали мы дома.

— Где ты живешь?

— Как?.. Ах да, мы же с тех пор не виделись… Я купил дом на проспекте Клебера, в двух шагах от площади Согласия… Вот моя визитная карточка.

— Благодарю.

— После обеда мы вышли из дому… Кажется, я должен был повидаться кое с кем из министерства… Потом прогулялись до Оперы. Вот и все! Ничем не примечательный день.

— А приступ?

— Он случился к концу ужина.

— Ты можешь назвать мне точную дату?

— Дату? Сейчас попробую…

Жевинь взял со стола блокнот и принялся его листать.

— Похоже, это было в феврале, — пробормотал он. — В конце месяца, потому что на последнюю субботу у меня была назначена важная встреча. Суббота была двадцать шестого. Да-да, это произошло двадцать шестого февраля.

Флавьер уселся на подлокотник кресла подле Жевиня.

— Почему ты обратился именно ко мне?

Жевинь вновь стиснул ладони. Он избавился почти от всех своих привычек, но эта осталась. Когда ему приходилось туго, он цеплялся за самого себя.

— Ты всегда был мне другом… — пробормотал он. — И к тому же, я вспомнил, что ты в свое время увлекался психологией, всякой мистикой. А что ты мне предлагаешь? Заявить в полицию?

Заметив, что губы Флавьера дрогнули, он прибавил:

— Как раз потому, что ты служил в полиции, я и обратился к тебе.

— Да, — произнес Флавьер, поглаживая кожаную обивку кресла, — я ушел из полиции. — Он вскинул голову. — Знаешь почему?

— Нет, но…

— Ладно, все равно узнаешь. Такое трудно сохранить в тайне.

Он попытался было усмехнуться, чтобы показать, что его ничуть не волнует предстоящее признание, но голос его уже звенел обидой и ожесточением.

— Вышла большая неприятность… Немного портвейна?

— Нет, спасибо.

Флавьер налил себе, взял бокал в руку, но пить не стал.

— Со мной приключилась идиотская история… Я был инспектором… Сейчас уже можно признаться: мне никогда не нравилась эта профессия. Если бы отец не заставил меня пойти в полицию! Но он к тому времени дослужился до дивизионного комиссара и не мыслил для меня иной карьеры. Мне надо было отказаться. Ведь никто не имеет права принуждать юнца… Короче говоря, предстояло арестовать одного типа. О, он был совсем не опасен, нет… Вот только ему взбрело в голову удирать по крыше… Со мной был напарник — отличный парень, некто Лериш…

Флавьер опрокинул бокал в рот, и на глазах его выступили слезы: он закашлялся и как бы с насмешкой над собственной неловкостью пожал плечами.

— Вот видишь, — сказал он шутливым тоном, — стоит этой истории выплыть на поверхность, как я теряю голову… Крыша была с крутым скатом. Внизу, как игрушечные, сновали машины. Тот тип спрятался за трубой — оружия у него не было. Оставалось лишь надеть на него наручники… Но я не мог спуститься к нему по крыше.

— Головокружение! — подхватил Жевинь. — Ну да, теперь я вспоминаю: ты и раньше боялся высоты.

— Вместо меня стал спускаться Лериш… И сорвался.

— О! — воскликнул Жевинь.

Он опустил глаза, и Флавьер, по-прежнему склоненный над ним, не мог понять, о чем тот думает. Затем Флавьер тихо произнес:

— В любом случае лучше, чтобы ты был в курсе.

— Нервы всегда могут сдать, — сказал Жевинь.

— Конечно, — кисло поддакнул Флавьер.

Они помолчали. Наконец Жевинь неопределенно махнул рукой.

— Это прискорбно, но ты тут, в конце концов, ни при чем.

Флавьер открыл ящичек с сигаретами.

— Угощайся, старина.

Как и всегда, когда он рассказывал свою историю, его охватывало отчаяние: никто не принимал его всерьез. Как передать им крик Лериша, который длился, длился до бесконечности, понижаясь в тоне из-за ужасающей скорости падения? Быть может, жена Жевиня тоже втайне страдает, но разве ее страданиям сравниться с этим кошмарным воспоминанием? Разве звучит у нее в голове вопль, который преследует Флавьера даже во сне? Приходилось ли ей посылать на смерть вместо себя другого?

— Так могу я рассчитывать на тебя? — спросил Жевинь.

— В чем же будет заключаться моя задача?

— Просто понаблюдай за ней. Я очень хочу услышать твое мнение. Для меня одно то, что я могу поговорить о ней с кем-нибудь, — уже большое облегчение. Ну как, по рукам?

— Что ж, если это может тебя успокоить…

— О дружище Роже, ты даже не представляешь себе, до какой степени! Сегодня вечером ты свободен?

— Нет.

— Жаль. А я-то хотел пригласить тебя отобедать у нас. Ну а в какой-нибудь другой день?

— Нет. Пусть лучше она меня не знает — это упростит мою задачу.

— Гм, верно, — согласился Жевинь. — И все же каким-то образом тебе надо ее увидеть.

— Сходите вдвоем в театр. Там я смогу разглядеть ее, не боясь показаться нескромным.

— Как раз завтра мы идем в «Мариньи». У меня литерная ложа.

— Я приду.

Жевинь схватил руки Флавьера в свои.

— Спасибо… Как видишь, я оказался прав: ты человек находчивый. Сам бы я никогда не подумал о театре…

Он полез было во внутренний карман пиджака, но смешался.