Буало-Нарсежак. Том 2. Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз - [12]

— Вы живы, — сказал Флавьер.

Взгляд, идущий из непостижимой дали, обратился на него.

— Не знаю, — с трудом выговорила она. — Умирать не больно.

— Идиотка! — вскричал Флавьер. — А ну встряхнитесь! Он ухватил ее под мышки, приподнял, потом безжизненно привалившуюся к нему взгромоздил на плечо. Весила она немного, а до закусочной было рукой подать, однако ноги его подкашивались от усталости, когда он добрался до двери.

— Эй!.. Кто-нибудь!

Он поставил Мадлен на ноги у стойки. Та пошатывалась и выбивала зубами частую дробь.

— Эй!

— Иду-иду! — отозвался голос.

Откуда-то из глубины дома появилась женщина с ребенком на руках.

— Несчастный случай, — объяснил Флавьер. — У вас не найдется на время какой-нибудь старой одежонки? Мы насквозь промокли.

Он засмеялся, чтобы успокоить женщину, но смех получился нервным. Малыш расхныкался, и мать принялась его укачивать.

— У него режутся зубки, — объяснила она.

— Нам бы во что-нибудь переодеться, — гнул свое Флавьер. — Потом я вызову такси… Пойду поищу пиджак — у меня там остался бумажник. Налейте мадам коньяку… чего-нибудь крепкого!

Он старался создать атмосферу теплоты, сердечности, чтобы подбодрить Мадлен и пробудить у хозяйки интерес к их приключению. Сам он чувствовал себя собранным, полным радости и энергии.

— Сядьте! — крикнул он Мадлен.

Он пересек пустынную набережную, добежал до бочек, поднял с земли пиджак и жилет. Кратковременное купание в такой сезон не повредит, но еще бы немного — и все… Однако не страх и не физическое изнеможение потрясли его больше всего. Перед глазами его вновь и вновь возникала картина: Мадлен спокойно ступает в воду и без всякой борьбы, с непостижимой отрешенностью отдается воле волн. Смерть она даже не удостоила вниманием, подумал он. Он поклялся себе отныне не выпускать ее из поля зрения, защищать ее от нее самой, поскольку теперь был уверен, что она не совсем в своем уме. Он пробежался, чтобы согреться. Женщина с ухватившимся за шею ребенком наполнила два стакана.

— Где она?

— Тут, рядом… переодевается.

— Где телефон? Я вызову такси.

— Там, — она кивнула на аппарат в углу бара. — Я нашла только старый комбинезон, вам подойдет?

Она повторила вопрос, когда Флавьер повесил трубку.

— Очень хорошо, — ответил он.

В эту минуту из кухни вышла Мадлен, и он испытал очередное потрясение. В убогом платье из набивной ткани, без чулок, в холщовых туфлях это была другая Мадлен, отнюдь не внушающая робости.

— Быстренько идите сушиться… — сказала она. — Право, я огорчена… В другой раз постараюсь быть поосторожней…

— Очень надеюсь, что другого раза не будет, — проворчал Флавьер.

Он ожидал изъявлений благодарности, чего-то негромкого, но значительного, что приличествовало бы важности переживаемого момента, и вот на тебе: она пытается шутить! Кипя от негодования, он натянул комбинезон, который оказался ему велик. Вдобавок ко всему он будет выглядеть смешным! В зале женщины уже шептались друг с дружкой, вмиг став заговорщицами, а он, чья радость разлетелась на тысячи осколков, тщетно пытался отыскать концы рукавов, с отвращением взирая на пятна мазута на комбинезоне. Его ярость обернулась против Жевиня. Вот уж кому придется сполна за все заплатить! И пусть кто-нибудь другой теперь сторожит его жену, если ему так надо. Флавьер услышал клаксон подъехавшего такси. Конфузясь и краснея, он толкнул дверь.

— Вы готовы?

Мадлен держала на руках ребенка.

— Не так громко, — прошептала она. — Вы его разбудите.

Она с величайшими предосторожностями протянула его матери, и эта заботливость вконец ожесточила Флавьера. Едва не вспылив, он сгреб в охапку мокрую одежду, подсунул купюру под нетронутый бокал с коньяком и вышел. Мадлен догнала его бегом.

— Куда прикажете вас доставить? — холодно осведомился он.

Она села в машину.

— Поедемте к вам, — предложила она. — Думаю, вам не терпится одеться во что-нибудь приличное… Мне-то все равно.

— И все же скажите, где вы живете.

— На проспекте Клебера… Моя фамилия Жевинь… Мой муж занимается судостроением.

— А я адвокат… Мэтр Флавьер.

Он опустил стекло, отгораживавшее их от водителя.

— На угол улиц Мобеж и Ламартина.

— Вы, должно быть, сердитесь на меня, — произнесла Мадлен. — Но я правда не знаю, как все это вышло…

— Зато я знаю, — отрезал Флавьер. — Вы решили покончить с собой.

Он помолчал немного, ожидая ответа — возражения, протеста, — и, не дождавшись, сказал:

— Вы можете мне довериться. Я способен такое понять… Какое-нибудь горе… разочарование…

— Нет, это не то, что вы думаете, — вымолвила она.

И вновь стала незнакомкой из театра, женщиной с веером, другой Мадлен — той, что стояла вчера в неподвижности подле заброшенной могилы…

— Мне и в самом деле вдруг захотелось броситься в воду, — продолжала она, — но, клянусь вам, я сама не знаю почему.

— А как же письмо?

Она покраснела.

— Письмо было к мужу. Но то, что я пыталась ему объяснить, настолько необычно, что я предпочла…

Она повернулась к Флавьеру и положила ему на руку свою ладонь.

— Верите ли вы, что можно прожить еще раз?.. Я хочу сказать: после смерти возродиться в ком-нибудь другом… Вот видите! Вы не находите что ответить… Вы принимаете меня за помешанную…