Брусилов - [110]

Но дело не только в том, что Брусилов решительно, хоть и в сдержанных выражениях, отмежевался от реакционной клики, от озлобленных защитников денежного мешка. Призыв старого генерала «не подталкивать» историю, ждать, пока сам русский народ (народ! а не генералы!) породит Мининых и Пожарских, казался ему тогда верным и мудрым. Историческое нетерпение всякого рода «революционеров» в эполетах и без эполет, их стремление все решить за народ — для его же якобы блага — все это было глубоко чуждо истинно демократической природе Брусилова.

Примечательно и его противопоставление честолюбца и тирана Наполеона народным героям Минину и Пожарскому, как раз начисто лишенным и властолюбия и пристрастия к тирании. Это столь же мудро, сколь и дальновидно политически: ведь Керенский, Корнилов и прочие метили именно в Наполеоны, и именно народ не признал их таковыми. А сам русский революционный народ породил в срок и Мининых, и Пожарских, новых героев новой России.

В эти тревожные предоктябрьские дни 1917 года Брусилов участвовал еще в нескольких заседаниях. Чаще всего от приглашений отказывался, а выступал редко и неохотно. Но однажды сделал исключение. 16(29) октября он держал речь на совещании, посвященном выяснению «мирового значения славянства в прошлом, настоящем и будущем». Единогласно Брусилова избрали почетным председателем совещания. Текста речи не сохранилось, но направление его интересов примечательно…

Тем временем назревали события, перед которыми все остальное отступило на задний план. 25 октября (7 ноября) 1917 года в Петрограде было свергнуто Временное правительство. Настолько единым и мощным был революционный порыв трудящихся и солдат Петрограда, руководимых большевистской партией, настолько слабы и разобщены были в Петрограде силы контрреволюции, что Великая революция — Октябрьское вооруженное восстание в столице — оказалась по существу бескровной — 25–26 октября было убито всего несколько человек. Другой расклад сил обнаружился в Москве.

Здесь Военно-революционному комитету, руководимому большевиками, противостоял штаб военного округа во главе с эсером полковником К. И. Рябцевым. Контрреволюционеры располагали в Москве относительно крупными военными силами, в том числе юнкерами Алексеевского и Александровского военных училищ. Силы же большевиков не были достаточно организованными и вооруженными, не обладали боевыми навыками.

Все же к утру 26 октября пролетарские районы контролировал ВРК, контрреволюционеры удерживали центр города. Некоторое время шли переговоры, вечером же 27 октября Рябцев решил действовать, и в Москве впервые пролилась кровь: при движении отряда «двинцев» из Замоскворечья к Совету на Красной площади юнкера напали на них. Утром 28 октября юнкера обманом ворвались в Кремль и учинили расправу над солдатами гарнизона. Начались бои, и на целую неделю большой, густонаселенный город погрузился в состояние гражданской войны.

Сражение было упорным и шло с переменным успехом. Обе стороны несли большие потери. Днем 28 октября красногвардейцы оттеснили юнкеров в глубь Остоженки, а по Пречистенке — к самому штабу Московского военного округа, центру контрреволюционеров. Вечером 28 октября юнкера перешли в наступление и по Остоженке, и по Пречистенке. Ночью на Остоженке, Пречистенке, на Плющихе, по Смоленскому бульвару рабочие вырыли окопы…

Мирное население пряталось, кто куда мог. Но куда скроешься от раздающихся повсюду винтовочных выстрелов, очередей пулеметов, разрывов снарядов (обе стороны их не жалели). Дом Брусиловых оказался в самом центре боев, неподалеку от здания Московского военного округа, именно туда все время рвались революционные войска и именно его упорно защищали юнкера.

Можно представить чувства Брусилова в эти дни: междоусобица, гражданская война, которой он так опасался, разразилась, да не где-нибудь на окраине страны, а здесь, в святая святых каждого русского, в Москве! Опытным ухом военного он различал: вот строчит пулемет «максим», а это — «гочкис», вот — разрыв трехдюймового снаряда, это — ого! — снаряд шестидюймовый!.. Так же ясно он представлял, какие разрушения неизбежны при употреблении такого оружия в городе, а главное — какие жертвы!

Что же делал старый генерал в эти дни? Позднее он писал: «Я всегда был противником излишнего и бессмысленного пролития крови, и с самого начала революции, предвидя, какие потоки крови могут пролиться от моего малейшего неверного шага, я принужден был поступать так, чтобы избегать этого, поскольку возможно, и нисколько не считался с тем, что могут другие обо мне подумать и как истолковать мои поступки. Для меня была важна общая конечная цель, и только. Я старался приблизиться к народной толще и понять психологию масс. Последующие события показали, что я был прав, желая подойти к народу с другой стороны, а не рубить все сплеча по старому образцу».

И генерал Брусилов никуда не вышел из дома. Он не сочувствует, он не может еще до конца понять рабочих и солдат, но он твердо знает: тот, кто выступает против воли русского народа, какими бы словами он ни прикрывался, — авантюрист. Генерал Брусилов остается у себя в кабинете.