Брошенный поселок - [7]

— Искали работу, чтобы оплатить аренду вашей жилплощади, — медленно проговорила Юлиана.

Переселенцы прошли за хозяйкой в ещё большую темноту.

— Включайте свет, ищите, что пропало! — орала торговка.

Пропало не всё: на дне ониксовой шкатулки, спрятанной в первом ящике комода, лежала купюра в тысячу рублей. Золотых перстней и цепочек там уже не было.

— Это цыгане, — пришёл в себя Фрейман. Волосы вокруг его лысины торчали в разные стороны, словно панковский ирокез.

— Они наверняка уже в Калининграде, продали цацки кому надо, ищи их потом. Вон, света нет у них дома, уехали, чернота переёбанная.

На шум приползла старуха-полячка в чёрном платке.

— Катя, тут какой-то мужчина подозрительный в доме на краю поселился. Не здоровается, на вопросы не отвечает — какая вам разница да какая вам разница. По всей повадке видать: не наш. Я в милицию уже позвонила, сказала, что он, наверно, вор.

— В каком доме? — вскинулась торговка. — Там их два.

— А в том, где Рамашаускас повесился. Его до-о-олго не хотели покупать. А менты что-то до-олго как приезжают.

Мент всё же явился. Брюхо у него было такое, что нелюбимый электриком Фрейманом Исаак Бабель написал бы о нём: «полтора мента». Другой мент остался на улице, он дремал, склонив голову на руль сине-белой машины.

— Вы кого-то подозреваете? — спросил он.

— Литовских цыган, Юраускасов, — сказал отец. Он уже протрезвел, и Юлиана боялась, что он начнёт читать лекцию о сатанинской миссии бродячего народа. У переселенцев ничего не пропало, все свои копейки на банковских картах они брали с собой, но отец относился к цыганам несколько пристрастно. К счастью, всё обошлось, Фрейман просто сообщил, что они торгуют наркотиками.

— Было уже одно заявление по этому поводу, — равнодушно ответил мент, — мы обыскали дом Юраускаса, следов героина не нашли.

— Они тут живут на птичьих правах. Пять человек. Надо принять меры.

— Теперь уже легально. Это у вас прописка заканчивается. Думайте, что делать, иначе вас выселят, а ваши цыгане так и будут здесь жить.

— Мои?!

Но дальше мент не слушал. Он пошёл в дом на краю.

* * *

Ровно в час ночи вода из крана перестала течь. Говорят, и в Калининграде раньше было то же самое. Старые негодные трубы, старые негодные светофоры, старые негодные банкоматы — они возвращали банкноты изжёванными и порванными или отказывались принимать деньги после девяти вечера.

После девяти вечера умри всё живое. А если ты не успел умыться и вскипятить воду до часа ночи, вот тебе наш приговор.

Ещё позже кто-то ломился в ворота, но Феликс, разумеется, не открыл. Днём он нашёл в почтовом ящике шприц с контролем. На земле валялся клочок бумаги:

«Просьба позвонить участковому по телефону: … с 9 до 15 часов».

И не подумаю, решил он. Допечатал главу, перечитал и стёр. Вино закончилось, надо было купить ещё.

На автобусной остановке стояла плотная, грубо накрашенная цыганка лет двадцати пяти в цветастой косынке и белом платье. (При обыске в её псевдокожаной сумке с позолоченными застёжками были обнаружены сухая гроздь рябины, многофункциональный нож и залитый вином паспорт на имя Сарры Юраускене. У прибалтийских и финских цыган «сарра» означает «утро».)

Подъехала машина с плашкой «Такси» и затемнёнными стёклами, распахнулась дверь; цыганка, обернувшись, посмотрела на Феликса так, будто он ей чем-то насолил. Из белого дома Юраускасов доносилась попса — стандартная чепуха для торгашей, типа ротару-чепраги.

— Вот же бляди, и ничего не сделаешь им, — раздался за спиной у Феликса мужской голос, — и ничего не скажешь. И двери теперь ломать запрещено — частное пространство! К вам милиция приходила?

— Не знаю, — пожал он плечами, — может, и приходила в моё отсутствие.

Немолодой лысеющий дядька-переселенец, похожий на отца Нади Розенталь. Сейчас придётся ответить на несколько надоевших неприятных вопросов. Феликс сказал, что он — оператор ПК, занимается не криминалом, а программированием по С++, а здесь просто отдыхает. У дядьки было на лбу написано, что в программировании он — нуль, да и не станет человек, разбирающийся в железе, нищебродствовать в этом безвоздушном краю. Поэтому уточняющих вопросов не последовало — всё обернулось гораздо хуже.

— У меня дед по русской линии золото хранил на сеновале, в земляной пол зарыл, и кучу сена — сверху, — сообщил электрик Фрейман. — И эти деньги украли цыгане. Ну, пусть, может, это наше семейное наказанье, но когда я открыл все эти факты…

— Какие факты? — неосторожно поинтересовался Феликс. А надо было молчать.

Электрик ударился в истерическую филиппику против цыган. Из его ненапечатанного и даже, кажется, ненаписанного, но важного для мироустройства научного труда следовало, что цыгане — прирождённые паразиты и потомки египтян, часть которых смешалась с заражёнными венерической болезнью евреями и ушла в Ханаан. Гипнотическая цыганосистема базируется на египетской магии, которую производили жрецы в шлемах с рогами, то есть сатана. Цыганское язычество основано на ожидании светлого вождя тёмных сил, то есть антихриста, и когда пол-Европы вымрет…

Подъехал новый рейсовый автобус. Предупредительные немецкие надписи на дверях, милые детские мордочки за стеклом.