Брошенная в бездну - [49]

Что будет, когда Мазхар женится на девице из бара? Удастся ли старухе взять верх над Жале? Этот вопрос волновал всех. Неужели повторится история с Назан, и Хаджер-ханым тоже станет над ней измываться?

По мнению многих, девица из бара была не робкого десятка, она могла за себя постоять. «Пожалуй, – говорили одни, – для того чтобы обломать Жале, недостаточно не только Хаджер-ханым, но даже пяти таких свекрух». Другие наоборот утверждали, что, если старуха захочет, видит аллах, она справится не только с какой-то девицей из бара, но и с целым городом.

Как бы там ни было, но, по общему мнению, такой человек, как Мазхар, занимающий видное положение в обществе, не мог позволить себе жениться на девице из бара.

Многие почтенные семьи, и прежде всего семья прокурора, прекратили теперь какие бы то ни было отношения с семьёй Мазхар-бея. Ведь они дорожили своей честью! Не могли же они, в самом деле, встречаться с человеком, который открыто состоял в связи с женщиной такого сорта!

Жале всё это хорошо понимала и не спешила дать своё согласие на вступление в брак. Мазхар же только ждал согласия, чтобы ввести её в свой дом на правах жены.

– А можно перевести контору в какой-нибудь другой город? – спросила она однажды.

– Почему ты об этом спрашиваешь? – забеспокоился Мазхар.

– Так просто!

Он не дал ей ни утвердительного, ни отрицательного ответа. Ему бы не хотелось покидать город, в котором все его знали и уважали. У Мазхара была солидная клиентура. Однако ради Жале он был готов на всё.

– А разве ты этого хочешь?

– Нет, вовсе не обязательно уезжать.

– Тогда почему заговорила об этом?

– Дела у тебя идут здесь хорошо, не так ли?

– Да. Хорошо. Ты ведь знаешь, это богатый район. И, как в каждом богатом районе, деловые люди не могут обходиться здесь без адвокатов. Что же касается меня…

– Знаю, ты хороший адвокат!

– Но ты желаешь, кажется, чтобы мы уехали?..

Жале молчала.

– Ну что ж, уедем. Я понимаю, что тебя тревожит. Ты права, права! Но всё же не следует придавать слишком большого значения сплетням, которые распускают о нас. Поговорят, поговорят и перестанут. Всё забудется. Просто пока ни с кем не надо общаться.

– Но разве это возможно?

– А почему бы нет? Ты общайся только с теми, кто пожелает бывать в нашем доме. И не замечай тех, кто этого не хочет. Со временем лёд отчуждения растает и отношение к тебе изменится. Я в этом уверен.

Жале понимала, почему Мазхару сейчас особенно не хотелось уезжать отсюда. Она слышала от многих, а чаще других – от хозяина бара, что Мазхар считался в этих краях первоклассным адвокатом. Он понаторел в делах, связанных с восстановлением прав на собственность, и недавно взялся вести нашумевшее дело о наследстве, тянувшееся уже много лет.

Иск был предъявлен фабриканту, завладевшему громадными массивами земли и ворочавшему миллионами. Наследники предъявили претензии, означавшие для него потерю почти всей недвижимости или по крайней мере трёх её четвертей. Фабрикант давно уже проиграл бы дело, если бы не сумел вовремя прибрать к рукам адвокатов, выступавших на стороне истцов, если бы ему не удавалось подкупать секретарей судов, умудрявшихся выкрасть из дела тот или иной документ, и если бы, опять-таки с помощью денег, ему не удавалось выставлять целую вереницу лжесвидетелей.

И вот теперь он столкнулся с Мазхаром. Прожжённый делец полагал, что сумеет приручить и этого адвоката, как было с его предшественниками. Он подослал к Мазхару своих людей. Но им ничего не удалось добиться.

Неподкупность адвоката озадачила фабриканта. Он впервые видел человека, который отвернулся от больших денег. Это было просто непостижимо!

Жале, знавшая обо всём этом, восхищалась благородством и честностью Мазхара, и, быть может, чувство гордости за него ещё более усилило её привязанность. Была и другая причина.

Однажды после обеда Жале заглянула в контору и увидела Халдуна. Мазхар ещё не вернулся из суда, а секретарь куда-то ненадолго вышел, и мальчик был один. Он с восхищением рассматривал красивую нарядную тётю. Потрепав по щеке смутившегося мальчугана, Жале спросила:

– Папы нет, дитя моё?

– Нет, ханым-эфенди, – серьёзно ответил Халдун.

– А ты не знаешь, куда он ушёл?

– Знаю. В суд.

– О, я вижу ты смышлёный мальчик.

Халдун покраснел от удовольствия и отвёл глаза. Жале сделала вид, будто не знает его имени:

– Как же тебя зовут?

Он поднял глаза и гордо сказал:

– Халдун!

– А сколько тебе лет?

– Не знаю.

– Как же так?

– Мама знает. А я нет.

Жале вдруг почувствовала, как сострадание к мальчику обожгло её сердце. Стараясь подавить внезапное смятение, она непринуждённо сказала:

– Тогда спроси у неё. Каждый человек должен знать, сколько ему лет.

Лицо Халдуна вытянулось. Глядя на неё в упор своими светло-голубыми глазами, он проговорил:

– У меня больше нет мамы!

– Как это нет?

– Моя мама бросила меня и уехала. Она стала дурной женщиной.

«Так вот что внушает ему Хаджер-ханым», – с болью подумала Жале. Она подняла мальчика на руки и прижала его к себе. Халдун разрыдался.

– Это тебе бабушка сказала?

– Откуда вы знаете? – удивился он.

Жале не отвечала и только гладила его по голове.

В тот вечер она заговорила с Мазхаром о Халдуне. Как же можно так воспитывать ребёнка? Это ни на что не похоже! Если ей когда-нибудь доведётся жить в его доме, она сумеет поставить Хаджер-ханым на своё место!