Брошенная в бездну - [37]

– Клянусь аллахом, доченька, ты должна уехать отсюда! Здесь ты быстро сгоришь. Послушай меня, уезжай и принимайся за лечение. Ведь он тебе написал, значит, всё будет хорошо… А где Жале? – неожиданно спросила она. – Наверно, опять помчалась к своему адвокату?

– Кабы она, а то ведь он сам прислал за ней фаэтон!

– Ты всё-таки сказала бы ей, зачем разорять чужое гнездо?

– Всё время об этом толкую. Но не думайте, Жале не плохая. Только уж больно крепко втюрился в неё этот адвокат, тётушка. Что тут поделаешь?

– Всё равно, она не должна приносить горе другой женщине, – проговорила, уходя, хозяйка.

Жале вошла в контору. Мазхар, заложив руки за спину, слонялся по кабинету из угла в угол. Шторы были опущены, а письменный стол секретаря отодвинут в глубину комнаты. На столе стояла закуска и бутылка ракы.

– Как это понимать? – спросила Жале.

Мазхар повернулся к ней, кивнул, быстро запер дверь на ключ и сказал:

– Пора нам наконец немного побыть наедине.

– А если кто-нибудь придёт и застанет нас здесь?

Мазхар уже изрядно выпил. Взглянув на Жале покрасневшими глазами, он закричал:

– Плевать мне на всех! – и, взяв Жале за руку, привлёк к себе. От него разило водочным перегаром.

– Я впервые вижу вас таким… решительным.

Вместо ответа Мазхар обнял её и торжественно произнёс:

– Сегодня я хочу сообщить тебе о принятом мною решении.

– О каком же?

– Я хочу на тебе жениться.

Жале выскользнула из его объятий.

– Вы серьёзно?

– Совершенно серьёзно! О наших отношениях знают все, даже моя мать.

– Допустим. Но, во-первых, у вас есть жена и ребёнок. А во-вторых, не считаете ли вы, что следовало спросить, согласна ли я?

Мазхар подошёл к столу и опрокинул в рот недопитую рюмку ракы. Бросив в рот маслину, он поднял глаза на Жале:

– Ты, конечно, согласишься?

Он усадил её за стол, наполнил вторую рюмку для Жале, закурил.

– Уже несколько дней я не живу дома. Не только ты тому причиной. И даже вообще не ты. Как ты уже знаешь, я купил своей жене бриллиантовый перстень и сказал, чтобы она не показывала матери. Но эта глупышка надела перстень на палец и пошла хвастать перед соседями: «Вот как муж меня любит! Он купил мне перстень, да не велел показывать свекрови…» Всё это, естественно, дошло до ушей матери. Она и так-то всегда ищет повода для ссор. А тут… Короче, разразился скандал. Ты и представить себе не можешь, как умеет скандалить моя мать!

– А от кого вы узнали о проступке своей жены? – прервала его Жале.

– От матери.

Жале рассмеялась нервным смехом.

– Почему ты смеёшься? – спросил Мазхар.

Она сразу стала серьёзной:

– Мне не хотелось бы выступать в роли заступницы вашей супруги, но вы слишком легковерны. Вы верите каждому слову матери, значит, не совсем понимаете, что это за человек. Я видела её всего один раз, но сразу раскусила. Представляю, сколько приходится терпеть от неё вашей несчастной жене.

Мазхар налил себе ракы. Они чокнулись и выпили.

– Хаджер-ханым скверная, коварная женщина, Мазхар-бей! Она вас ловко обводит вокруг пальца, а вы даже не замечаете. Не обижайтесь, но это не делает чести вашей проницательности!

– Это я-то не замечаю? Я, успешно распутавший столько дел? Я, кого прозвали «удачливым адвокатом»? По-твоему, меня обводят вокруг пальца?

– К сожалению, да!

– Хорошо, продолжай!

– Ваша жена, о которой иногда рассказывает гарсон Рыза, представляется мне вовсе не дурой, а вполне нормальной женщиной. Не сомневаюсь, что она никогда не позволила бы себе нарушить ваш запрет, а тем более хвастать подарком перед соседями.

Мазхар глубоко вздохнул:

– Я хочу тебе сказать, Жале, что даже если в данном случае ты и права, то всё равно я недоволен своей женой, мне не нравится её покорность и безразличие ко всему.

– О, это другое дело! Думаю, что здесь вы во многом правы. Но зачем же всё валить на бедняжку? Когда вы несправедливы, я не могу стать на вашу сторону.

– Ты умница. Признаюсь тебе, что дело вовсе не в этой истории с перстнем, которую так раздувает мать. Я-то хорошо знаю, что она готова превратить муху в слона. Не думай, что я верю её сплетням. Мне слишком хорошо известно, что она собой представляет. Но просто я совершенно неудовлетворён своей семьёй: женой, матерью, даже… сыном. Мой сын, Жале, воспитывается не так, как мне бы хотелось. Он славный, сообразительный мальчуган, но нет в нём детской резвости, весёлости… Какой-то пришибленный. Да что там говорить, обстановка в доме угнетает даже меня. Не хочу я туда возвращаться! Пойми меня, Жале! Ведь ты разумная женщина, многое повидавшая в жизни. Пойми же меня, ради аллаха! Если ты не захочешь понять, если, не разобравшись во всём, ответишь мне отказом, то…

Жале встала, подошла к Мазхару.

– Продолжайте!

– …я уподоблюсь тому, кто, проклиная свою судьбу, тянет опостылевшую ему лямку.

– Но смогу ли я дать вам то, чего вы ищете?

– С избытком! – Мазхар порывисто обнял её.

– Только запомни, – сказала Жале, высвобождаясь из его объятий, – я ни в чём не буду походить на твою жену.

– Знаю!

– И ещё запомни: я легкомысленна, избалована, люблю хорошо одеваться, гулять, а не сидеть в заточении дома. Я могу жить только на широкую ногу, как вздумается, не принимая в расчёт никаких мнений свекрови. В моём доме вообще не будет места для свекрови!