Бронепоезд «Гандзя» - [14]

Вышел каменотес с племянником.

— Где служил? В германской участвовал?

— И в японскую служил, и трохи в германскую, — сказал каменотес, — в тридцать пятом легком артдивизионе.

— В легком? — Богуш усмехнулся в мою сторону и пожал плечами. — Так это же не легкая, — он кивнул на пушку. — Это шестидюймовая гаубица!

— Ничего, товарищ командир, управимся, — сказал каменотес и снял шляпу.

— Каким номером стоял? — снова спросил командир.

— Первым номером. Бомбардир-наводчик.

— Так-с… А этот? — Богуш кивнул на его племянника.

— А он, товарищ командир, хучь першим, хучь другим номером. При мне стоять будет.

Богуш развеселился. Нащупал сзади борт вагона, сел, болтая ногами.

— Ну-ну, еще тут кто?

— Я!… — отозвался вдруг голос снаружи, и через борт перевалился тяжелый мешок.

Богуш отскочил в сторону и осмотрел свои галифе — не запачкался ли?

Мешок был в муке, от него шел пар. В вагоне вкусно запахло печеным хлебом. Все заулыбались.

Потом появился второй мешок, и следом за мешками мы увидели матроса.

— Ффуу… — тяжело вздохнул он, садясь верхом на борт. Лицо его было багровое, глаза осоловели от грузной ноши.

Вслед за матросом перебрался в вагон смазчик, весь перепачканный в муке: плечи, локти и даже брови белые.

— Это что же?… — сказал Богуш, поглядывая то на матроса, то на смазчика. — Провиантская команда?

Тут матрос, вдруг сжавшись комком, выпрыгнул на середину вагона и, лихо заломив бескозырку, отчеканил:

— Черноморской эскадры, миноносца «Заветный», действительной службы сигнальщик Федорчук!… С бывшей эскадры, — поправился матрос.

— Почему с бывшей? — спросил Богуш.

— На дно ее пустили — от германца.

— Ах да… — сказал Богуш, кивнув. — Значит, бывший сигнальщик с бывшего миноносца бывшей эскадры. — Он усмехнулся и сразу повернул лицо к железнодорожникам: — А вы кто такие? Артиллеристы, пулеметчики?

Те помялись, посмотрели друг на друга.

— Рабочие мы, с пути… Есть и движенцы.

— Так-с… Что-то многовато вас тут, товарищи, набралось. Я вижу здесь… восемнадцать человек. Незачем столько, гаубицу ведь нам не запрягать. Ну, двое к правилу, — он показал на конец лафета с ручкой торчком, — ворочать орудие. Кто станет?

К правилу подскочил матрос и потянул за собой смазчика.

— Так-с. Первый номер, наводчик, у нас есть…

Каменотес при этих словах кашлянул, посмотрел на всех победителем и расправил усы.

— Первый номер, правильные… — перечислял Богуш. — Так… Теперь заряжающий. — Богуш остановил взгляд на племяннике каменотеса: — Заряжающим станет вот этот малый, он поплечистее вас всех.

Парень, как видно не ожидавший такого почета, раскрыл рот и растерянно замигал глазами. Но дядя тут же вывел его из столбняка — схватил за руку и поставил куда следует.

— Теперь, — сказал Богуш, — нам потребуется еще замковый — открывать и закрывать затвор орудия.

Вперед было сунулся щуплый телеграфист с молниями в петлицах, но его оттеснили.

Вышел рослый железнодорожник с синими кантами.

— Слесарь, — сказал он отрывисто. — Чинил оружие… Партизанам. Когда немчуру били.

— Так, понятно. Все! — Богуш встал с борта. — А остальные… Извините, товарищи, но я, как командир, обязан предложить вам оставить бронепоезд.

Рабочие заволновались. Растерянно сбились в кучу, толпой подступили к командиру. Поднялся шум, говорили все сразу, перебивая друг друга. Кто-то требовал, чтобы дело разобрал профсоюз, другой кричал и грозился пожаловаться в штаб. Двое или трое, пытаясь успокоить остальных, доказывали Богушу, что, если бы не они, железнодорожники, бронепоезд так и стоял бы в тупике, а растопили они его для того, чтобы самим выйти в бой. «Это наше право! — твердили они, наступая на Богуша. — Наше право!»

Но Богуш ничего не слушал. Он выждал, пока шум стал стихать, и твердо повторил свое приказание.

Рабочие взяли винтовки.

— Оружие оставить, — сказал Богуш. — Это инвентарь бронепоезда.

Тут уж и я не стерпел.

— Неправда, это их винтовки! — вступился я. — Вы командир, и наше дело подчиняться, но оружие рабочим выдал командир бригады. Сам лично.

— Ах, разве! — Богуш живо обернулся ко мне. — Тогда пожалуйста, я не возражаю… Но тем более, значит, вам, товарищи, не место здесь… В полках сейчас каждый человек с винтовкой на счету, а вы, извините, прохлаждаетесь… Слышите, какой бой идет!

Рабочие вышли, построились с винтовками на перроне и молча двинулись с вокзала.

Глава третья

Бой на подступах к Проскурову все разгорался. В городе начались пожары. Это неприятельские снаряды, взрываясь, поджигали в разных концах города деревянные и камышовые крыши. Быстро клубясь в прохладном утреннем воздухе, дым черными завесами застилал город.

Станция тоже уже была под обстрелом. Со звоном рвались в воздухе шрапнели, обдавая перрон градом пуль. Завывая, как сирены, проваливались куда-то за вокзал гранаты, и слышно было, как там, сзади, рушились здания и осыпались стекла.

Стоять дальше у перрона стало невозможно, и командир приказал передвинуть поезд. Теперь мы стояли на какой-то поросшей травой подъездной ветке, вдоль которой высились похожие на веретена украинские тополя. В этом случайном и малонадежном укрытии команда бронепоезда проходила учение и боевую практику…