Бронепоезд «Гандзя» - [13]

— Добра гармата… — проговорил каменотес, поглаживая бороду.

Он подозвал племянника, велел накинуть на пушку чехол, а сам присел на лафет. Потом, пошарив в карманах, достал и выложил на ладонь стальной обломок ножа, какую-то трухлявую губку, камешек-кремень и коротенькую трубочку-«люльку» с бисерными подвесками.

Набив трубку зеленым табаком-самосадом, старик отошел к борту и приготовился закуривать. Ему предложили спички, но он спичек не взял и стал сам добывать огонь.

Задача оказалась непростая. Старик зажал кремень и губку в пальцах левой руки и с силой чиркнул по кремню сталью. На первый раз ничего не получилось. Он еще раз чиркнул, высекая искры, еще, и наконец губка затлела. Тут он помахал губкой из стороны в сторону, давая разгореться, и с маху сунул ее, как старинный пушечный фитиль, в свою трубку.

Изо рта его, из ноздрей и из трубки в три струи повалил сизый табачный дым, сползая по бороде на расшитую сорочку.

Эх, смачно курит! У меня даже слюна навернулась, и я поспешил скрутить папиросу. Гляжу, и железнодорожники тоже не устояли против соблазна — все достали табак.

«Дай-ка, — думаю, — уважу старика, попрошу прикурить от его коптильной фабрики».

Я подошел к артиллеристу и попросил высечь огонька.

Он поглядел на меня, кивнул и с охотой опять полез в карман за всеми своими приспособлениями. Раздул уголек и протянул мне. Я наставил папиросу, но тут же повалился на старика, и мы с ним крепко стукнулись лбами.

«Фрррр!…» — заверещал кондукторский свисток. Дернулся вагон, лязгнули буфера, и над самым моим ухом рявкнул гудок паровоза.

Тьфу, я даже вздрогнул от неожиданности. Вот медная глотка!

Паровоз подошел вплотную к железному вагону, и нас обдало теплом. Все поежились, вдруг почувствовав холодок раннего утра, и потянулись к паровозному котлу, как к печке.

Но тут из трубы паровоза со свистом полетели искры. Мы шарахнулись, отмахиваясь от них, как от злых комаров.

— Эгей!… — закричали железнодорожники машинисту. — Прикрой сифон-то, не сифонь! Здесь ящики, снаряды!

Искры перестали сыпаться. Машинист выглянул из будки и, разминаясь, сошел на перрон. Я увидел плотного пожилого человека в фуражке с серебряными галунами, в форменной черной тужурке, при часах. Цепочка от часов у него висела через всю грудь.

— Ну как, отправляемся? — крикнул машинист, подходя к нам. — Разрешение есть. — И он помахал в воздухе зеленой бумажкой.

— Повремени, Федор Федорович, — ответили ему из вагона. — Не за нами дело — командира дожидаемся.

— Командира, командира… — проворчал машинист, оглядываясь на дверь вокзала. — Семеро одного не ждут. А нас тут побольше, чем семеро…

Я, свесившись с борта, осматривал наш паровоз. Хорошая машина… Щегольские красные колеса с белым кантиком по ободу, дышла блестят, все сверкает… На зеленой будке виднелась литера «Н» и номер «333». Пассажирскую машину отрядили в бой — молодцы железнодорожники! Этот паровоз уже повезет так повезет!

Тут мне показалось, что за паровозом два тендера.

— Это для чего же, — спросил я проходившего мимо кондуктора, — тендер и еще тендер?

Кондуктор вынул свисток изо рта.

— Это вагон идет за тендером, — сказал он, — стальной вагон под зелень выкрашен. Ваши же пулеметчики там едут, с пулеметами.

Бронированный вагон? Вот оно как! Так у нас же целый боевой поезд составился! Это надо поглядеть…

Я перемахнул через борт, но только разбежался, как меня кто-то окликнул по фамилии. В дверях вокзала стоял человек в сером полуштатском френче, с коробкой маузера на боку. Гляжу — это помощник начальника нашей проскуровской милиции Богуш!

Вот гость еще… Что ему тут надо?

Богуш сразу полез в орудийный вагон. Я поднялся за ним.

— Все ко мне! — крикнул Богуш, перелезая через борт.

Пока ребята собирались, он мельком взглянул на пушку и на штабеля уложенных ящиков.

— Здравствуйте, — сказал он, когда все подошли и остановились перед ним. — Будете исполнять мои приказания. Распоряжением штаба я назначен командовать этим… — Он оглянулся на паровоз, на задний вагон, усмехнулся и закончил иронически: — Этим сборным составом.

«Что, — думаю, — такое? Да как же он берется? Ведь тут артиллерия…» И вдруг я вспомнил, что Богуш артиллерист. Говорили даже, что он из бывших офицеров, не то штабс-капитан, не то капитан. Значит, артиллерист опытный. И в службе исправный, это видно по его милицейской работе: город содержит в порядке, милиционеры круглые сутки на постах. Что ж, командир неплох! Малость выпивает, но здесь-то будет не до того.

Богуш, встав по-военному, руки по швам, медленно обвел глазами всех, кто был в вагоне. Мы подравнялись и тоже стали навытяжку.

— Что ж, тут добровольцы, что ли, партизаны?

— Добровольно идем, — отозвалось несколько голосов.

— А из бригады есть люди?

Я сказал, что есть — в другом вагоне, пулеметчики.

— Сколько пулеметов? — полуобернулся ко мне Богуш.

Ему ответили железнодорожники: пулемет в башне и два по бортам.

— Так, всего три… Хорошо. — Он подумал и опять обратился ко мне: — А вы кем тут? От политотдела?

— Да нет, — говорю, — в команде. Подрывником назначен.

— Вот как! Ну, это правильно. Подрывник, конечно, понадобится… Ну-с, а кто тут артиллеристы?