Броненосец - [4]
Он поехал на машине домой, в Пимлико, свернув с Люпус-стрит на улицу Люпус-Крезнт и нашел место для парковки всего в сотне ярдов от своего дома. Заметно похолодало, и дождь уже тяжело хлестал, перекрывая косыми каплями ярко-оранжевый блеск фонарей.
Вопреки своему названию, Люпус-Крезнт не имела формы полумесяца. Впрочем, эта улица, застроенная трехэтажными домами (стандартные полуподвальные помещения, штукатурка кремового цвета, террасы из коричневого кирпича), действительно слегка загибалась, как будто первоначально стремилась к месяцеподобию, но так и не смогла его достичь. Когда он только купил квартиру в доме № 11, его слегка отпугивало это название: он удивлялся, кому это взбрело на ум назвать улицу в честь такого неприятного недуга — «заболевания кожи, обычно туберкулезного или язвенного, разъедающего ее поверхность и оставляющего глубокие шрамы», как вычитал Лоример в словаре[1]. Он испытал облегчение после того, как соседка с нижнего этажа, леди Хейг — проворная худенькая старушка лет восьмидесяти, жившая бедно, но достойно, — объяснила ему, что Люпус — родовое имя одного из графов Честеров, как-то связанного с семейством Гросвеноров, которым некогда принадлежал весь район Пимлико. И все же Лоример полагал, что Люпус — весьма неудачная фамилия, учитывая ее медицинские коннотации; на месте графа Честера он бы серьезно задумался о том, чтобы ее сменить. Ведь имена важны, и тем больше оснований менять их, если они почему-либо не подходят, раздражают или вызывают в уме какие-нибудь неприятные ассоциации.
Пока Лоример просматривал в холле почту, из-за входной двери леди Хейг слышалось громкое ворчанье телевизора. Для него — счета и одно письмо (он узнал почерк); «Сельская жизнь» для леди X.; что-то из Франкфуртского университета для «герра доктора» Алана Кенбарри (соседа сверху). Лоример просунул журнал под дверь леди Хейг.
— Это вы, Алан, шалопай этакий? — раздался ее голос. — Вы разбудили меня сегодня утром.
Он изменил голос:
— Это я… гм, Лоример, леди Хейг. Думаю, Алана нет дома.
— Я еще не умерла, Лоример, дорогой мой. Не стоит беспокоиться, дружок.
— Рад услышать. Спокойной ночи.
Журнал с некоторым трудом втащили внутрь, и Лоример зашагал по лестнице вверх, к своей квартире.
Захлопнув за собой дверь, услышав, как сомкнулись новые замки из алюминия и резины, он мгновенно ощутил внутри себя спасительное расслабление. Ритуальным жестом он возложил ладонь поочередно на три шлема, стоявшие на столике в прихожей, осязая кожей их древний металлический холодок. Вот нажаты кнопки, щелкнули выключатели, зажегся мягкий свет, и в комнаты, вслед за его бесшумными шагами по грубому угольно-черному ковру, прокрался шопеновский ноктюрн. На кухне Лоример налил себе немного ледяной водки и вскрыл письмо. Внутри оказался поляроидный снимок, а на обороте бирюзовыми чернилами было написано: «Греческий шлем. Ок. 800 г. до н. э. Великая Греция. Твой с особой скидкой — всего за 29 500 фунтов. С сердечным приветом, Иван». Лоример разглядел фотоснимок — шлем был великолепен, потом снова положил его в конверт, стараясь не думать о том, где бы достать эти 29 500 фунтов. Взглянув на часы, он понял, что у него есть еще час свободного времени, прежде чем нужно будет собираться для предстоящей вечеринки и спешить в «Форт». Он вынул из ящика «Книгу преображения», разложил ее на столе и, взяв ручку, приготовился писать, потягивая крошечными, мертвящими губы глотками жидкость из стакана. Какое местоимение ему выбрать на этот раз, раздумывал он. Распекающее, увещевающее второе лицо единственного числа — или более прямодушное, исповедальное первое лицо? Он колебался между «ты» и «я», настраиваясь на нужный лад. Сегодня — рассуждал Лоример — он не совершил ничего неподобающего или предосудительного, так что в суровой беспристрастности не было нужды: ну, так пусть это будет «я». «379, — вывел он мелким аккуратным почерком. — Случай с мистером Дьюпри».
379. Случай с мистером Дьюпри. Я всего один раз разговаривал с мистером Дьюпри, когда звонил ему договориться о встрече. «Почему Хогг не приходит? — спросил он нервно, как разочарованный влюбленный. — Он ведь уже достаточно позабавился?» Я отвечал, что мистер Хогг — человек занятой. «Передайте Хоггу, чтобы он сам пришел, или все отменяется», — сказал он и повесил трубку.
Я обо всем доложил Хоггу, и тот состроил болезненную гримасу презрения и отвращения. «Уж не знаю, зачем я беспокоился, зачем силы тратил, — сказал он потом. — Он же просто уселся мне на ладонь, — продолжал Хогг, вытянув вперед широкую ладонь, мозолистую, как у арфиста, — уселся на корточки и штаны вдобавок спустил. Закончи-ка ты это дело, Лоример, дружище. Мне надо рыбу покрупнее разделывать».
Я не был знаком с мистером Дьюпри, поэтому, полагаю, мой шок был так непродолжителен: все еще тревожно думать об этом, но уже не настолько. Мистер Дьюпри всегда существовал для меня лишь в качестве голоса по телефону; им ведь Хогг занимался — один из тех редких случаев, когда Хогг сам «совершал вылазки на рынок», как он любит выражаться, чтобы пощупать, что там и как, подержать руку на пульсе, — а затем он передал все это мне. Потому-то я ничего не почувствовал, или, вернее, тот подлинный шок, который я испытал, оказался столь кратким. Мистер Дьюпри, которого я повстречал, уже стал вещью — правда, вещью неприятной, но если бы вместо него там висела освежеванная коровья туша, или, скажем, если бы я увидел там кучу дохлых собак, я бы расстроился не меньше. Или меньше? Пожалуй, что нет. Но с мистером Дьюпри, с живым человеком, я никогда не соприкасался; помню только его настойчивый голос в телефонной трубке; для меня он оставался просто именем в папке, всего лишь пометкой об очередной деловой встрече.
Руфь Гилмартин, молоденькая аспирантка Оксфордского университета, внезапно узнает, что ее мать, которую окружающие считают благообразной безобидной старушкой, совсем не та, за кого себя выдает…Один из лучших романов Уильяма Бонда, живого классика английской литературы.
Уильям Бойд — один из наиболее популярных и обласканных критикой современных британских авторов. Премии Уитбреда и Риса, номинация на „Букер“, высшая премия „Лос-Анжелес таймс“ в области литературы — таков неполный перечень наград этого самобытного автора. Роман „Броненосец“ (Armadillo, 1998) причислен критиками к бриллиантам английской словесности, а сам Бойд назван живым классиком современной литературы.
«Браззавиль-Бич» — роман-притча, который только стилизуется под реальность. Сложные и оказывающиеся условными декорации, равно как и авантюрный сюжет, помогают раскрыть удивительно достоверные характеры героев.
В рубрике «Документальная проза» — «Нат Тейт (1928–1960) — американский художник» известного английского писателя Уильяма Бойда (1952). Несмотря на обильный иллюстративный материал, ссылки на дневники и архивы, упоминание реальных культовых фигур нью-йоркской богемы 1950-х и участие в повествовании таких корифеев как Пикассо и Брак, главного-то героя — Ната Тейта — в природе никогда не существовало: читатель имеет дело с чистой воды мистификацией. Тем не менее, по поддельному жизнеописанию снято три фильма, а картина вымышленного художника два года назад ушла на аукционе Сотбис за круглую сумму.
Сезар не знает, зачем ему жить. Любимая женщина умерла, и мир без нее потерял для него всякий смысл. Своему маленькому сыну он не может передать ничего, кроме своей тоски, и потому мальчику будет лучше без него… Сезар сдался, капитулировал, признал, что ему больше нет места среди живых. И в тот самый миг, когда он готов уйти навсегда, в дверь его квартиры постучали. На пороге — молодая женщина, прекрасная и таинственная. Соседка, которую Сезар никогда не видел. У нее греческий акцент, она превосходно образована, и она умеет слушать.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
Ежи Пильх (p. 1952) — один из самых популярных современных польских писателей автор книг «Список блудниц» (Spis cudzołoznic, 1993), «Монолог из норы» (Monolog z lisiej jamy, 1996), «Тысяча спокойных городов» (Tysiąc spokojnych miast,1997), «Безвозвратно утраченная леворукость» (Bezpowrotnie utracona leworęczność, 1998), а также нескольких сборников фельетонов и эссе. За роман «Песни пьющих» (Pod mocnym aniołem, 2000) Ежи Пильх удостоен самой престижной польской литературной премии «Ника».«Песни пьющих» — печальная и смешная, достоверно-реалистическая и одновременно гротескно-абсурдная исповедь горького пьяницы писателя Ежи П.
«Как я стал идиотом» — дебютный роман Мартена Пажа, тридцатилетнего властителя душ и умов сегодняшних молодых французов. Это «путешествие в глупость» поднимает проблемы общие для молодых интеллектуалов его поколения, не умеющих вписаться в «правильную» жизнь. «Ум делает своего обладателя несчастным, одиноким и нищим, — считает герой романа, — тогда как имитация ума приносит бессмертие, растиражированное на газетной бумаге, и восхищение публики, которая верит всему, что читает».В одной из рецензий книги Пажа названы «манифестом детской непосредственности и взрослого цинизма одновременно».
«Каникулы в коме» – дерзкая и смешная карикатура на современную французскую богему, считающую себя центром Вселенной. На открытие новой дискотеки «Нужники» приглашены лучшие из лучших, сливки общества – артисты, художники, музыканты, топ-модели, дорогие шлюхи, сумасшедшие и дети. Среди приглашенных и Марк Марронье, который в этом безумном мире ищет любовь... и находит – правда, совсем не там, где ожидал.
Роман «99 франков» представляет собой злую сатиру на рекламный бизнес, безжалостно разоблачает этот безумный и полный превратностей мир, в котором все презирают друг друга и так бездарно растрачивается человеческий ресурс…Роман Бегбедера провокационен, написан в духе времени и весьма полемичен. Он стал настоящим событием литературного сезона, а его автор, уволенный накануне публикации из рекламного агентства, покинул мир рекламы, чтобы немедленно войти в мир бестселлеров.