Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние - [129]
События дворцового переворота 1762 года еще были свежи в памяти современников, и неудивительно, что Бэкингэмшир также затронул их. Заведя разговор о «революции» (подобно своему предшественнику Р. Кейту, так он окрестил переворот), дипломат указал на причины, которые ее вызвали. «Те, кто хочет оправдать императрицу, утверждают, что ее муж позволял своей фаворитке публично оскорблять ее, и сам открыто признавался в намерении ее заточить, и что он имел намерение объявить великого князя незаконнорожденным и выслать его». Однако подобные аргументы вызвали некоторые сомнения у посла. «Два первых утверждения заключают в себе очевидные факты, – писал он, – последние представляют скорее догадку»799. Что же касается кончины Петра III, то Бэкингэмшир ничуть не сомневался в том, что «несчастный монарх был убит». Однако посол не был уверен в том, что Екатерина желала его смерти. В то же время он не допускал, чтобы «столь рискованное дело прошло само собой». На его взгляд, скорее всего Екатерина «скрыла свои подозрения и сквозь пальцы посмотрела на варварское усердие тех друзей, которые в этом случае думали как о своей, так и о ее безопасности»800.
Более «приятной и менее трудной» задачей для Бэкингэмшира стало опровержение «клеветы, повсеместно распространяемой вследствие интриг и злобы», о причастности Екатерины II к убийству князя Ивана в Шлиссельбурге. Посол приводил аргументы, подтверждавшие невиновность императрицы в заговоре, который привел к этой трагедии. «Я ежедневно общался со многими иностранцами и русскими, которые в других случаях высказывались с большой свободой и некоторой долей неудовольствия о поведении императрицы, – писал дипломат в мемуарах, – но я не встречал никого, за исключением известных агентов дворов, враждебных ей, кто бы внушал сомнение, что был по меньше мере заговор, приведший к трагедии в Шлиссельбурге»801.
В своих мемуарах Бэкингэмшир затронул политические предпочтения императрицы. В начале своего царствования, писал он, Екатерина была благожелательно настроена к Австрийскому дому. К французам она относится с «презрением и отвращением». Что касается англичан, то к ним царица «питает преимущественно расположение»802.
В дипломатической переписке Бэкингэмшир обращал внимание на особое расположение Екатерины «перед всеми прочими державами» к Англии. В качестве подтверждения своих слов он привел высказывание императрицы о том, что «Англия всегда будет занимать первое место в ее дружбе»803. В секретной депеше посол извещал госсекретаря, что императрица «никогда не пропускает случая выразить свое расположение к англичанам и к Англии»804. В то же время в своих мемуарах Бэкингэмшир подчеркивал, что Екатерина никогда не пожертвует для англичан «ни своими интересами, ни популярностью», а поскольку в прежних торговом и оборонительном договорах «содержались излишние уступки» в их пользу, то она будет воздерживаться «настолько долго, насколько это возможно, в надежде добиться некоторых изменений»805. Как выяснилось, дипломат оказался прав: сложности с заключением оборонительного договора ожидали всех британских послов, которым довелось работать в России.
Лорд Кэткарт, общаясь с Екатериной II, не раз высказывал свое ею восхищение. Он считал, что российская императрица «обладает весьма просвещенным умом, быстрым соображением, замечательной решимостью, большою твердостью»806. Примечательно, что еще до первой встречи с императрицей Кэткарт, наслышанный, по-видимому, от своих предшественников о Екатерине II, сообщал в Лондон, какая замечательная она правительница, и что «между всеми женщинами на свете императрица едва ли не способнейшая для ведения столь сложного механизма», как государственное правление. Посол отмечал «необыкновенный ум» Екатерины, подчеркивал, что она «предприняла огромные общественные работы» и создала «великолепные учреждения». К достижениям Екатерины II Кэткарт причислял укрепление российской армии («никогда русская армия не достигала такой силы»), а также экономики страны, прежде всего финансов и торговли («финансы ее в порядке и баланс ее торговли значительнее, чем когда бы то ни было»)807 .
Из разговора во время бала, на котором императрица уделила внимание послу, Кэткарт узнал о ее распорядке дня. Начиная с пяти утра, Екатерина ежедневно занимается делами, предпочитая лично руководить «всяким делом, вникая в малейшие его подробности». Предметом ее разговора, продолжал посол, всегда служат «различные улучшения» относительно дел в империи, о чем она рассуждает «не только не напыщенно, но даже без всякой примеси важности или серьезности»808. Кэткарт подметил, что «императрица обладает необыкновенной способностью нравиться, которой … пользуется с видимым удовольствием»809.
В числе запомнившихся событий лорд Кэткарт упомянул посещение Смольного института для благородных девиц. В одной из депеш в Лондон он сообщил о награждении отмеченных императрицей лиц, среди которых был И.И. Бецкой. Ему был пожалован орден св. Андрея. Посол отметил, что Бецкой возглавляет управление в заведении для воспитания юношества, а также «по устройству садов и зданий» и пользуется «особой милостью императрицы». Он пригласил посла в Смольный институт, где императрица воспитывала «на собственный счет» 250 девиц из знатных фамилий и 350 дочерей мещан и вольных крестьян. Кэткарт отмечал, что воспитанниц принимают в заведение в четырехлетнем возрасте, а выпускают из него в 19 лет. Воспитанницы разделены на пять классов, в каждом из которых проводят по три года, изучая все науки, «полезные для будущего состояния каждой из них». «Я видел их спальни и присутствовал при их ужине, – свидетельствовал посол, – ничто не может превзойти заботливости и успеха Бецкого и дам, занимающихся в этом заведении, которое еще находится в младенческом состоянии, так как до сих пор принято только 220 воспитанниц, и самый дом, который великолепен … до сих пор еще не вполне отстроен»
