Британская военная экспедиция в Сибирь. Воспоминания командира батальона «Несгибаемых», отправленного в поддержку Колчака. 1918—1919 - [18]

Американцы и японцы были заняты другим и потому не заинтересованы. И хотя такое утверждение могло показаться обычным национальным шовинизмом, оставалась только одна сила, на которую могли полагаться умеренные русские из любой партии, сила, без которой ничего не могло произойти. Все глаза устремились в сторону старого доброго батальона «Несгибаемых», показавшего свой характер на суше и на море.

Русское общество было вырвано с корнем, и вся страна превратилась в огромные джунгли. Человеческая жизнь упала в цене, сделавшись фактически самым дешевым товаром. Если где-то надо было создать центр, вокруг которого начнется восстановление порядка, то на начальном этапе он стал бы нуждаться в защите. Государственное управление не может функционировать, если насилие постоянно угрожает самому его существованию. Риск был огромен, большие военные силы вызвали бы подозрение, незначительные должны были опираться на что-то еще, помимо одних штыков. Я сознавал степень опасности, но был уверен, что оно того стоит, поэтому принял задачу, которую судьбе было угодно возложить на меня.

Мы уже обосновались на зиму в Спасском, когда я получил необходимые приказы для переезда в Омск с припиской, что, прежде чем приступлю к их выполнению, мне следует приехать в штаб-квартиру во Владивостоке для консультации с генералом Ноксом. Я попытался раздобыть у железнодорожных властей подходящий для этой поездки вагон для себя и своего штаба, но потерпел неудачу и закончил тем, что похитил вагон для скота. В этой штуковине мы добрались до Никольска, где наш вагон должны были прицепить к харбинскому экспрессу, но начальник станции – лучший тип русского чиновничества – решил, что не дело командующему и штабу самого надежного союзника ехать в таком вагоне. Он предоставил в мое распоряжение свой личный вагон с обещанием, что я верну его, когда найду – если смогу найти – другой. Мы прибыли во Владивосток и за четыре дня закончили все приготовления к переезду, получив устные и письменные предписания в отношении общей политики, которой следует придерживаться. Способы и меры, с помощью которых мне предстояло добираться на Урал, были полностью оставлены на мое усмотрение.

У меня уже сложилось очень высокое мнение о русском характере. Многого можно было добиться с помощью сочувствия и убеждения, но, если это не помогало, «большая палка» Петра Великого, используемая с осторожностью, оставалась единственным методом, надежно обеспечивавшим подчинение приказам. На обратном пути я на несколько дней застрял в Никольске. Сильные дожди затопили долины и болота, и большой стог сена, принесенный водой, налетев на временную опору моста, повредил его. Из-за сена поток развернуло вспять, пока он не поднялся так высоко, что затопил около двух миль железной дороги, выведя ее из строя. Японцы не стали бы заниматься ремонтом и какое-то время не давали бы русским шанса это сделать. Через майора Брауни мне удалось получить нужные приказы, чтобы время не пропало зря. По моим прикидкам, нужно было дней семь, чтобы начать переезд, но благодаря тому, что все вокруг торопились, уже через три дня мы начали свое путешествие длиной в 5 тысяч миль. Из Спасского мы уехали в Никольск, а потом повернули назад по Маньчжурской Китайско-Восточной железной дороге. По приезде в Никольск нам сообщили, что за семь дней до нас французский Тонкинский батальон тоже получил приказ двигаться на запад, но они были еще не готовы, и не похоже, чтобы смогли подготовиться еще два-три дня. Мы приехали во Владивосток и оттуда отправились на уссурийский фронт раньше французов и теперь снова опережали их на пути в сторону заходящего солнца.

Этой французской частью командовал майор Молли. Он и его офицеры были одними из лучших, но атмосфера Южного Китая лишила их части природной энергии. Он сообщил мне, что пункт их назначения находится на железной дороге вблизи границы с Северо-Восточной Маньчжурией, и, сверившись со своими предписаниями, я угадал цель их переезда. При необходимости у меня, по крайней мере, была бы открытая граница. Кроме того, это показывало, что в данном предприятии политика Англии и Франции шла параллельно.

Первая часть путешествия на сотни миль пролегала через поля необработанной кукурузы. Вправо и влево, насколько хватало глаз, лежало огромное море заброшенной кукурузы, обреченной сгнить на земле сибирской зимой. Очевидное отсутствие рабочих рук и полное разрушение местного управления и коммуникаций вызывало острое желание восстановить и то и другое. Было очень печально день за днем смотреть на то, как пропадает еда, и вспоминать ограничения количества и рациона еды у тебя дома. Вдоль всей линии железной дороги тянулся нескончаемый поток беженцев разных рас и национальностей – несчастных, загнанных созданий, за плечами которых были жуткие истории грабежей болгар и жестокостей большевиков. В одном месте мои люди организовали завтрак для сибирских женщин и детей. Британские солдаты отказывались есть, пока не наедятся ребятишки. И как трогательно было уважение местных жителей к нашему флагу, когда они узнавали, что это флаг Англии! Я никогда не забуду некоторых сцен, показавших нам удивительное доверие борющихся народов мира к силе, гуманизму и чести нашей страны. Англичане должны ревностно оберегать это бесценное для всего мира достояние.