Британская военная экспедиция в Сибирь. Воспоминания командира батальона «Несгибаемых», отправленного в поддержку Колчака. 1918—1919 - [20]

На следующий день в штаб-квартире китайской администрации нами занимался китайский губернатор – очень вежливый пожилой джентльмен – и местный китайский генерал. Во время обеда присутствовавший тут же оркестр исполнил несколько известных по всему миру английских военных песен. Конечно, мы присоединились, как могут только англичане, и это оказалось настолько заразительным, что даже степенные мандарины расслабились и внесли свою лепту в общий шум. Странно было заметить сходство между важными китайцами и эгоцентричными англичанами. Важность первых действовала на вторых, и все становились не такими, какими были в реальности и не могли быть по отдельности. После нашей тяжелой работы и той дорогой цены, которую мы заплатили на Уссури, этот роскошный банкет стоил целого месяца отдыха. Не знаю, что думали китайцы на следующее утро, что касается меня, я помнил только доброту этого акта дружбы и теплоту всего произошедшего. Как странно, что среди этих самых настоящих китайцев мы чувствовали себя дома в гораздо большей степени, чем среди тех, с кем у нас, казалось бы, было намного больше общего.

Сразу же после отъезда из Харбина мы проехали по самому красивому мосту на всем пути до Омска. По нему проходила железная дорога через реку Сунгари, которая извивалась по огромным и пока еще хорошо обработанным равнинам Северной Маньчжурии. В мои намерения не входит описание других народов и земель, через которые мы проезжали. Но никакое исследование того переплетения и смешения совершенно разных рас в нечто иное, чем то, что мы определяем как китайцы, монголы, татары и русские, не было бы полным без путешествия по Сибири и Китайско-Восточной железной дороге. То же замечание относится к их одежде, жилью и обычаям. Это наука само по себе, особенно если, как нам, приходится временами останавливаться, чтобы заключать сделки, договариваться о помощи и вступать в самое тесное общение с обычными людьми. Никто из них никогда не видел британского флага, лишь немногие имели какое-то представление, где живут эти «английские», а один старый киргиз объяснял своим любопытным соплеменникам, что мы какое-то странное племя, которое откололось от «американских» и уехало жить на большой остров посреди озер, куда никто не может до них добраться, разве что, рискуя жизнью, переплывет туда на большом деревянном плоту. Я подумал, как много перевернутой с ног на голову правды заключено в этом очаровательном описании, таком приятном, если не лестном, для нашего национального тщеславия.

После того как мы перевалили через Большой Хинган, равнины Монголии показались мне чудом. Если можете, представьте себе идеально ровную землю, по которой поезд скользит час за часом и день за днем. Все покрыто жесткой травой и зарослями чего-то похожего на огромную ромашку или маргаритку. К тому времени, когда мы там проезжали, эти растения уже засохли, и страшный ветер, носившийся по равнине, ломал сухую траву под корень. Она падала, спутывалась и, оторвавшись от корня, катилась колесом по равнинам. Не нужно обладать богатым во-обряжением, чтобы представить сотни тысяч этих круглых пучков сухой травы, перекатывающихся по огромным просторам. Какое увлекательное времяпровождение выбрать самый большой и ровный из тех, что показались на горизонте, и считать, сколько времени ему потребуется, чтобы докатиться до тебя. Подобные подсчеты убедили меня в том, что небольшая цветная бумажка, хорошо закрепленная на одном из таких объектов, может за двадцать четыре часа переместиться на 500 миль. Если вместо этого наблюдать за всеми вместе, создается впечатление, что земля быстро движется с запада на восток. Иногда на равнине появляется огромное стадо овец, способное покрыть половину Ратлендшира. Их пасут причудливо одетые монгольские татары на великолепных косматых лошадях, стремительно скачущие вокруг своих стад и охраняющие их от нападения волков, которыми кишит эта часть мира. Стоит описать, как они это делают. Волк очень хитрое животное, у которого есть множество способов нападения, и его, как зайца, трудно обнаружить. Но сама его хитрость часто гибельна для него. Волк ни в коем случае не позволит, чтобы над ним протянулась веревка с прикрепленными к ней маленькими цветными флажками, и сам добровольно никогда не приблизится к ней. Татарские пастухи едут шеренгой по равнине в том направлении, где пасутся их стада, привязав от лошади к лошади прочную веревку с цветными флажками. Так они хорошо охватывают все пространство, как траулер на море. Ни один волк не может ускользнуть от зоркого глаза татарина и подобраться близко к лошади, от которой высоко над землей тянется веревка, и ни один волк не позволит, чтобы эта веревка приблизилась к нему. Так что для пастухов это одновременно и спорт и польза. После того как овцы съедят траву в одном месте, все татарское племя перемещается дальше, и может показаться, что это движение вперед бесконечно. Однако на самом деле они двигаются по четко очерченному кругу на земле того племени, к которому принадлежат. Их женщины и дети путешествуют вместе с ними, они скачут на лошадях и охотятся наравне с мужчинами, свободные, как равнины, по которым они идут. Несмотря на общность интересов, мужчины, похоже, очень мало ценят своих женщин, разве что как своего рода общественных чернорабочих, которые переносят их лагерь с одного места на другое, готовят примитивную пищу и заботятся о мальчиках, которыми очень гордится все племя.